— Думаете, на этот раз они поверят вашим байкам?
Когда поезд миновал переезд, машинист едва не получил сердечный приступ. Увидев две машины в свете фар, он понял, что тормозить уже поздно. Мужчина вытер пот с лица и глубоко вздохнул. О боже! До сих пор он сбивал лишь оленей. Ему не хотелось думать о том, что могло бы произойти, если бы машины не съехали с рельсов вовремя.
Что за идиоты лезут под шлагбаум перед движущимся поездом? Наверное, подростки резвились на украденных машинах. Машинист еще раз вздохнул, стараясь успокоиться. Затем, когда ритм сердца немного выровнялся, он взял микрофон и связался по рации с диспетчером.
— О, черт!
— А я ведь говорил, что нужно было подождать!
Трое мужчин, сидевших в «ауди», осматривали переезд, на котором они оставили лимузин. Бросив на подельников насмешливый взгляд, Нодон откинулся на спинку сиденья. В баре, пока Бергер и Годар обменивались непристойными шутками, он слушал местную радиостанцию. Если бы поезд сбил машину, об этом сообщили бы в новостях. Но диктор говорил о других событиях. Поэтому Нодон настоял на проверке, и его друзья согласились — просто для того, чтобы он заткнулся.
И Нодон оказался прав. Никакой аварии — ни поезда, сошедшего с рельсов, ни мертвого англичанина. Пустой «мерс» стоял в нескольких метрах от переезда, целый и невредимый, уж явно не сбитый несущимся поездом. Хуже того — лимузин уже осматривали жандармы. На его темном корпусе отражались синие огни мигалок двух патрульных полицейских машин, стоявших перед автомобилем и за ним.
— Черт бы их побрал! — выругался Бергер, сжимая руль.
— Ты же говорил, что копы не ездят по этой дороге! — рявкнул Годар. — Какого черта мы выбрали этот переезд?
— Я вас предупреждал, — напомнил Нодон с заднего сиденья.
— И что теперь?
— Парни, босс будет жутко недоволен.
— Позвони ему. Лучше все рассказать начистоту.
— Я не буду злить его. Сам позвони.
Полицейские осматривали место происшествия. Лучи фонарей метались в темноте. Рации шипели и трещали при каждом выходе в эфир.
— Эй, Жан Поль! — крикнул один из них, поднимая из грязи треснувшую переднюю решетку «ситроена». — Тут везде осколки фар.
— Машинист говорил о «двухлошаднике», — ответил другой.
— Куда он делся?
— Могу поспорить, застрял где-нибудь неподалеку. Антифриз почти вытек.
Другие два офицера изучали лимузин, просвечивая фонарями салон. Один из них заметил небольшой блестящий предмет, лежавший на полу салона. Он вытащил из кармана авторучку и поддел ею пустой патрон.
— Ну-ка, что это? Девятимиллиметровый.
Он понюхал патрон и почувствовал едкий запах кордита.
— Недавно отстрелян.
— Положи в пакет.
Второй полицейский нашел на сиденье визитную карточку и осветил ее фонариком.
— Какая-то иностранная фамилия.
— Что, по-твоему, здесь произошло?
— Кто его знает.
Через двадцать минут прибыл эвакуатор. Под кружение синих и оранжевых огней битый «мерседес» погрузили на платформу и увезли в участок. Полицейские машины сопровождали его — одна спереди, другая сзади. Железнодорожный переезд окутала безмолвная тьма.
16
Рим
Той ночью в дом Джузеппе Ферраро пришли два человека. Они увезли его из города и доставили на виллу эпохи Возрождения. Теперь эти двое мужчин вели его по лестнице к куполу главного корпуса. По дороге они обменялись лишь парой слов. Но им и не нужно было ничего говорить. Ферраро знал, что означало приглашение архиепископа. Когда он вошел в кабинет и дверь за ним закрылась, его колени начали дрожать. Просторную комнату освещал лишь свет луны, струившийся в окна, расположенные по периметру купола. Максимильяно Усберти стоял у стола в дальнем конце кабинета. Он медленно повернулся и посмотрел на Ферраро.
— Архиепископ, я все объясню.
Ферраро репетировал эту речь с прошлого вечера — с той минуты, когда ответил на звонок из Парижа. Он ожидал, что Усберти вызовет его, хотя и не так скоро. Джузеппе бормотал извинения. Да, он нанял идиотов, они опозорили его своим разгильдяйством. Однако он не виноват, что англичанин выжил. Бог свидетель, он сожалеет о провале операции, но такого больше не повторится.
Усберти вальяжно подошел к нему и поднял руку, остановив величавым жестом поток извинений.
— Мой дорогой Джузеппе, не нужно ничего объяснять, — сказал он, положив ладонь на плечо молодого помощника. — Мы все люди. И мы все совершаем ошибки. Бог простит.
Ферраро был поражен. Он не ожидал такого великодушия. Архиепископ подвел его к окну, освещенному полной луной.
— Какая чудесная ночь, — прошептал он. — Неправда ли, мой друг?
— Да, архиепископ. Она прекрасна.
— Разве эта красота не наполняет тебя счастьем и благодарностью за то, что ты живой?
— Наполняет, архиепископ.
— Это большая милость — жить на божьей земле.
Они стояли, глядя из окна на чернильно-черное ночное небо. Над холмами Рима под присмотром кристально яркой луны сияли миллионы звезд, и Млечный Путь выгибался дугой по галактике.
Через пару минут Ферраро робко спросил:
— Архиепископ, вы разрешите мне сейчас покинуть вас и позаботиться о делах в Париже?
Усберти похлопал его по плечу.
— Конечно, Джузеппе. Но прежде чем ты уйдешь, я хочу познакомить тебя с моим хорошим другом.
— Сочту за честь, архиепископ.
— Я позвал тебя сюда для встречи с ним. Его зовут Франко Боцца.
При этих словах Ферраро едва не упал в обморок.
— Боцца? Инквизитор?
Его сердце заколотилось, рот стал сухим, он почувствовал тошнотворную слабость.
— Я вижу, ты уже слышал о моем друге, — с усмешкой произнес Усберти. — Он даст тебе урок послушания.
— За что?! Архиепископ, я…
Ферраро упал на колени.
— Я умоляю вас…
Усберти вернулся к столу и нажал на кнопку звонка.
— Он ожидает тебя внизу.
Когда двое мужчин вывели кричавшего Ферраро из кабинета, архиепископ перекрестился и прошептал молитву за упокой его души.
— In nomine patris et filii et spiritus sancti, ego te absolvo…[11]
17
— Куда теперь? — спросила Роберта, когда вызванное такси подъехало к бару.
