и физическому строению. «Только когда вы создаете свободным существам искусственные ограничения, они теряют способность двигаться согласно своей природе и воспринимают движения, характерные для этих ограничений». Движения дикаря естественны и прекрасны, а движения цивилизованных людей, скованных одеждой и условностями, становятся извращенными.
Балет с его искусственными прыжками и остановками, с его неестественными позами, согласно утверждениям Айседоры, противен природному движению. Балетная механика и ритмы не вытекают естественным образом друг из друга. Балет пытается «создать иллюзию, что не существует закона всемирного тяготения». Хуже того, он постоянно калечит тело: «Под трико танцуют деформированные мускулы… под мускулами — деформированные кости». (По этому поводу можно прочитать в недавнем выпуске «Дано мэгэзин».
«Доктора, терапевты и даже физики рассуждают о профессиональном балете. И их ближайшая цель — гранд плие…» Бесконечное разгибание колена в пятой позиции постепенно приводит к повреждению.)11
Греческая скульптура изображает естественное движение. Скульпторы понимали, что каждый жест должен быть в гармонии с телом и что «крепкий, мускулистый мужчина» будет танцевать иначе, чем ребенок. И если ее танец напоминает греческий, говорит Айседора, то только потому, что ее движения естественны. «Возвращение же к настоящим греческим танцам было и невозможно, и не нужно».
Она добавляет: «Но танец будущего должен снова стать глубоко религиозным искусством, каким он был у греков. Ведь искусство, которое не является религиозным, не искусство, а товар».
Отсюда следует, что цель танца — вовсе не просто развлечение и что этот спор между Айседорой и балетом — не просто спор между двумя видами танца.
Это не вопрос только чистого искусства, это вопрос развития здоровой, красивой женщины, вопрос возвращения естественной силы и природных движений женскому телу. Это вопрос воспитания прекрасных матерей и рождения здоровых, красивых детей. Задача школы танца будущего — создание идеальной формы женщины…
В этой школе я не буду учить детей повторять мои движения, а буду заставлять их двигаться самостоятельно. Две танцовщицы не могут быть похожи друг на друга…
У танцовщицы будущего тело и душа должны развиваться гармонично и одновременно, чтобы естественный язык души стал импульсом для движения тела. О, она уже грядет, танцовщица будущего! Свободный дух наполняет тело новой женщины… Высокая духовность в свободнейшем теле»12.
Айседора настаивала на том, что танец должен быть естественным (вытекающим из строения человеческого тела), индивидуальным (отражающим возраст человека, его строение и, что более важно, эмоции и характер) и служащим серьезной цели, даже вне цели искусства вообще, которой является физическая и духовная свобода танцовщицы. Все эти идеи были новаторскими, и мы до сих пор изучаем их суть.
Ее речь приняли очень хорошо и на следующий день комментировали во многих газетах. Она достигла такой же известности, как дипломат или ученый. Ее утверждение, что свободный танец — это искусство, повлекло за собой серьезные дискуссии. Во всяком случае, она теперь могла рассчитывать на то, что ее охотно выслушают в среде поклонников, среди которых было немало выдающихся личностей и даже, если верить прессе, две царствующие особы. В связи с этим или нет, но в апреле был создан комитет по сбору средств для строительства в Берлине театра, который должен был носить ее имя, и среди спонсоров этого проекта была графиня фон Бюлов, жена канцлера Германии.
В мае Айседора отправилась в Париж, чтобы подготовить серию из десяти выступлений в театре Сары Бернар. Зрительный зал там был очень большим, и танцовщица, боясь не собрать на премьере полный зал, распорядилась распространить билеты на свободные места среди студентов Национальной Высшей школы изящных искусств. Многие из них стали потом ее постоянными поклонниками, а один, испанец Жозе Клара, позже опубликовал книгу рисунков Айседоры.
Парижские критики были холодно вежливы. Айседора не получила того триумфального приема, какой был у нее в Германии. Тем не менее постепенно публика стала принимать ее все теплее и теплее. И уже в июне журналистка Хелен Тен Броек писала: «У нее был необыкновенный успех… Она заслуженно стала предметом всеобщего увлечения»13. Но этот успех пришел слишком поздно, чтобы возместить ее первоначальные потери, и в «Нью-Йорк Америкэн» от 1 июля 1903 года появилось сообщение о том, что во время званого ужина, который давала Айседора, явился судебный пристав, чтобы получить долг 500 долларов за аренду театра.
Незадолго до этого, 30 июня, Айседора была приглашена на пикник по случаю награждения Родена орденом Почетного легиона14. Среди гостей была молодая шотландская ученица Родена Кэтлин Брюс, ставшая впоследствии женой капитана Роберта Фолкона Скотта, полярного исследователя.
Кэтлин Брюс (позднее леди Кеннет) писала в своей автобиографии «Автопортрет художника»:
«После ленча на пикнике милый пожилой норвежский художник Фриц фон Таулов достал скрипку, и кто-то сказал, что сейчас выступит прекрасная танцовщица. На Айседоре было длинное белое платье с высоким воротом. Она сказала, что не может в нем танцевать.
«Так снимите его», — сказал кто-то, и все подхватили: «Снимите его!» Так она и сделала, сняв и туфли тоже. И когда заиграла скрипка, Айседора в короткой белой нижней юбочке начала раскачиваться и рваться, изображая падающий лист. Наконец она упала к ногам Родена в незабываемой позе заброшенного ребенка. Я была просто потрясена. Роден в восхищении взял Айседору и меня за руки и сказал: «Дети мои, вы два художника, которые поймут друг друга!»,15
Так началась долгая дружба между этими двумя необычными женщинами. Позже Кэтлин Брюс отправилась с Айседорой на гастроли в Брюссель и Гаагу.
«В этих городах у нас не было друзей. Если приходил репортер, то танцовщица держалась строго и застенчиво, и поскольку она говорила только по-английски, то интервью были крайне короткими. Мы вставали очень рано и бежали в парк, расположенный неподалеку, где занимались гимнастикой. Что бы ни случалось впоследствии, а случались и страшные вещи, танцовщица в то время была здоровой, очень просто живущей п очень много работающей актрисой, чью красоту и ум нельзя было отрешить от ее огромного дара выразительности. Она не была музыкальна в общепринятом понятии этого слова, хотя ее чувство ритма вызывало восторг и у рядовых людей, и у великих16. Она была простодушна, с хорошим характером, покладистая и легкая на подъем. «О, какая разница! — восклицала она обычно, когда я, злясь, что ее обманывают, пыталась восстать против завышенных цен. — Какая разница!» Но в еде она была очень разборчива и ничего не пила в то время, кроме воды или молока. А зарабатывала она тогда огромные деньги»17.
Потом Айседора вернулась в Германию, где провела остаток лета и раннюю осень, путешествуя по
