а посему считаю возможным записать эту дружбу себе в большой плюс.
Глава 5. Илюша Алексеев
Помимо Нарского, совершенно необходимо рассказать ещё об одном человеке, много лет проработавшем в Москниге. Но если Нарский был нашим начальством и на вид почти барином, то Илюша Алексеев был самым простым рабочим, в обязанности которого входила переноска огромных связок книг из одного магазина в другой, в частности из магазина на улице Кирова (Мясницкой, стало быть), куда поступали книги из Госфонда, в другие букинистические магазины, в том числе и в наш. Иногда его нанимали частные лица, продававшие крупные библиотеки.
Внешность у Илюши была совсем непрезентабельная: росточка он был небольшого, чуть повыше меня, лысоватый (в то время, когда я его впервые увидела, ему было лет пятьдесят), очень некрасивый, с редкими ресницами и светло-голубыми глазами за двояковыпуклыми линзами очков. Он картавил, букву «л» катал во рту, из-за чего не всегда было понятно, что он говорит. Узловатые пальцы обеих рук у него были просто железными. Не приведи Господь, если ему приходила в голову мысль пожать тебе руку или сжать её повыше локтя – там просто оставались синяки. При своём малом росте и неказистом телосложении Илья был необыкновенно силён, хотя и слыл вегетарианцем. Он приходил со своими верёвками, связывал книги в две высокие пачки размером почти с себя самого, потом связывал их между собой наверху, подставлял плечо под узел, поднимал пачки (они заканчивались где-то у его лодыжек) и, сильно шаркая ногами, перетаскивал их туда, куда требовалось. Илья был весь жёсткий, узловатый, прямо железный какой-то. Но под этой железной бронёй скрывалась нежнейшая поэтическая душа, это был просто русский Верлен во плоти. В своё время, задолго до моего появления в магазине, там работала старшая сестра Верочки С., Лена, или, как её все звали, Леля. Так вот она настолько пленила Илюшино сердце, что он стал писать ей прекраснейшие стихи. Он и до этого их писал, но для Лели он писал особенные. Лелька действительно всегда была милой и очень доброй, но она была и очень скромной девушкой, и по-настоящему бескорыстно её мог полюбить только очень душевно тонкий человек. Илюша никогда не был женат, он жил вместе со своим братом Петей, очень походившим на него, и заботился о нём. Наверное, Леля была его единственной романтической привязанностью. Кто знает?
Глава 6. Наши постоянные покупатели
Нельзя, конечно, говоря о нашем магазине, не вспомнить Сережу Аверинцева и Сашу Михайлова. Да-да, того самого знаменитого академика, философа Сергея Сергеевича Аверинцева, за которого голосовал сам Дмитрий Сергеевич Лихачев, и его друга-приятеля Александра Викторовича Михайлова, с которым они вместе трудились в ИМЛИ и приходили в наш магазин. Мы-то просто называли их Саша и Серёжа, они были старше нас, девчонок, лет на двенадцать. Галина Андреевна, Елена Павловна и Александра Фроловна помнили Аверинцева ещё мальчиком, который буквально вырос в нашем магазине. Они помнили, как Серёжа приходил к нам в магазин со своей матерью. Кажется, уже тогда он носил ортопедическую обувь, так как у него был какой-то врождённый дефект. Насколько я поняла, Серёжа был сыном немолодых родителей. Кажется, он учился в одной из тех немногочисленных школ, в которой, по какой-то странной прихоти советского школьного образования, сохранился курс изучения латинского языка, но может быть, я и ошибаюсь. А у нас в продаже бывали маленькие (адаптированные?) книжечки на латинском и греческом языках, рассчитанные на гимназический курс, книги с параллельным текстом на латинском и греческом языках или с параллельным немецким и французским текстом. Саша Михайлов интересовался больше немцами, особенно немецкой музыкой. Обычно первым в магазин приходил именно он. Его появление у нас означало, что вскоре появится и Серёжа. У обоих внешность была немного странной. Серёжа прихрамывал, на его в общем-то совершенно молодом лице сидели большие уродующие его очки в тёмной оправе, но повадка у Серёжи была какая-то немолодая, то ли из-за плохого зрения, то ли из-за его серьёзности. А у Саши немного косил один глаз, нос выдавался вперёд и был слегка красноват, будто он его отморозил. Поскольку я впервые увидела их зимой, они были в долгополых чёрных пальто и как-то странно дополняли друг друга. «Парочка типичных интеллигентных недотёп», – вот что я про них подумала.
Помню, как Саша, придя, как обычно, первым, сидел на корточках перед полками в техническом отделе, где и стояли все наши латины и греки. Он копался там уже минут пятнадцать, когда с мороза в магазин влетел Серёжа и с разбегу бросился за прилавок. Он тут же начал шарить по любимым полкам, но все-таки успел поздороваться и с нами, и с Сашей. Саша сказал ему:
– Сережа, я вот тут нашёл и оставил тебе книгу… – и он назвал какого-то автора. – Я подумал, что тебе это будет интересно.
– Спасибо, Саша, – ответил Серёжа своим высоким голосом, – Ты знаешь, мне этот автор чрезвычайно антипатичен, но я возьму её. Я тебе очень благодарен.
«Антипатичен»! Ну и выковырил словечко! К тому времени Серёжа был уже знаменит, потому что получил премию Ленинского комсомола за работу о Плутархе, и всем было ясно, что это восходящая звезда. Саша вовсе не был знаменит, но, по-моему, не завидовал другу. Он был уже семейным человеком, имел двоих детей, а вот у Серёжи тогда ещё семьи не было. И неизвестно, кто из них двоих тогда уверенней чувствовал себя в этой жизни. Об истории женитьбы Серёжи Аверинцева мне рассказал Стасик Дж-в, речь о котором ещё впереди. А Серёжа насмешил меня однажды рассказом о том, как его послали на какой-то симпозиум в Грецию. Дело в том, что жил он не в гостинице, а на квартире у какой-то хозяйки. Так вот, он пытался говорить с ней по-древнегречески, но она ровным счётом ничего не понимала. Ну, а на новогреческом Серёжа говорить не умел.
И Саша, и Серёжа допускались нами в товароведку, но я не очень любила, когда Серёжа путал наши книги да ещё норовил уронить ящик с нашими штампами. Ящик был грязный, штампы перемазаны фиолетовой тушью, на полу оставались размазанные следы. Сережа извинялся, пытался собрать эти проклятые штампы, я тихо чертыхалась про себя, а потом долго и занудно собирала и складывала эту грязь обратно в ящик. От Серёжиных больших ботинок по линолеуму расплывались грязные следы.
Ну, а Саша прибегал и деловито спрашивал безнадёжным тоном:
– Таня, ничего новенького для меня не было?
