к которой нож полагался лишь по сервировочному правилу, а так она ломалась вилкой проще паровой котлеты. После такого обеда крепкий кофе казался просто райским целебным напитком.
Но тут и мне нашлось чем удивить богатых помещиков. Пока суть да дело, я распатронила всю Эммочкину косметику, извела все бутылки, которые были из более-менее нормального прозрачного стекла, но соорудила еще несколько скипидарно-спиртовых ламп. И сейчас привезла с собой две штуки, самые красивые.
Обед тут поздний, а темнеет рано. И многие даже зажиточные помещики не используют свечей до полной темноты, сумеричничают. Так вот заправленные, зажженые и поставленные на стол среди богатых блюд лампы произвели на родню впечатление.
Дарья Сергеевна, правда, старалась не показывать эмоций, а вот дядюшка разахался, разохался и начал выспрашивать — откуда такая диковина?
Но я до поры до времени в подробности не вдавалась. Будет еще момент для этого аргумента.
Роскошный обед, казалось, был рассчитан на десять персон. Но обедали мы вчетвером. Четвертой, конечно, Лизонька. При виде меня она улыбнулась, но неуверенно, с оглядкой. Бедная маленькая девочка… сердце вздрогнуло и зашлось.
Вот что мне совсем не понравилось, так что она оглядывалась не на кормилицу, а другую няньку, приставленную Дарьей Сергеевной. Пожилая, крупногабаритная баба, то и дело косящая на свою барыню — «что прикажите». А на ребенка смотрела сурово, и я догадалась, что несчастной малышке, «сироте при живой матери», как я успела услышать в злом шепоте, от нее перепадало больше шлепков, чем добрых слов.
Когда обед закончился, стало ясно, что тянуть больше нельзя.
— Дядюшка, помните, мы в оранжерее хотели об одном важном деле поговорить.
Дядюшка не успел вспомнить-сообразить, как вмешалась жена:
— О вашем важном деле поговорить успеете, а пока надо с нашим важным делом выяснить. Насчет моей горничной.
— Да уж, не знаю, как она в Голубках моих обрелась…, — начала я.
— Зато известно, где живет она — в барском поместье, под твоим боком, — Дарья Сергеевна перебила уже меня.
Ух ты, какая информированность! Надо взять на заметку.
А пока я спокойно перечислила все резоны, заготовленные дома. Это было сделать не так и просто: уж слишком пристально, резко глядела на меня Дарья Сергеевна. И мой давний опыт подсказал: здесь не просто самодурство, не просто желание власть показать, а особая мотивация. Понять бы какая.
— Не буду и спорить с тобой, племянница, — наконец сказала тетя, — а просто попрошу вернуть девицу. Потому как она моя, и мне надобна.
Мудрой Павловне надо платок новый подарить и конфет-пряников.
— Была бы рада, — сказала я, с искренней смущенной улыбкой, — только вот теперь она не только в вашей воле, но и в мужниной. Повенчалась с моим мужиком.
На одну секунду лицо Дарьи Сергеевны исказилось так, что я испугалась. А еще отметила — пусть наушник в усадьбе и есть, но все же без телефона. Этой новости здесь не знали.
Потом злую гримасу сменила дежурная улыбка. И искреннее раздумье, унаследованное от отца-купца.
— Что же тут поделать можно? Ну, например, она покаялась попу насчет своей брюхатости? Ежели нет, поп узнает и разводную грамоту ей даст, а в консистории потом бумажку обделаем, как надо. Поп тридцатку ассигнациями получит, да еще подскажет, кому в консистории денежку отнести. Иван Платоныч, не вздыхай от такого расхода, ты ведь сам…
Тетя сообразила, что готова сказать что-то совсем неуместное.
— Или еще проще можно. Кто муж-то?
Я кратко рассказала и тут же догадалась для чего был вопрос.
— Лесоруб хороший? Нам такие надобны. Цена ему — триста рублей ассигнациями, но я и триста пятьдесят заплачу за хорошего работника.
Эта работорговля мне не понравилась совершенно. Даже несмотря на то, что была ожидаема.
— Извините, тетенька, мне Андрон самой нужен, — ответила я, — пусть духовные власти решают, разлучать его с женой или нет.
— А можно и совсем просто, — будто не слыша продолжила Дарья Сергеевна, — Андронову жену завтра ко мне привезти. Пусть у меня полгодика поживет, отработает — не бойтесь, тяжким трудом томить не буду. А потом верну ее законному мужу и денег много не возьму.
Это что? Аришка должна выносить ребенка в этом поместье и весной вернуться ко мне. Почему? Что еще за тайны мадридского двора?
— Да зачем же такое надобно? Пусть при муже живет, раз уж все так повернулась. Я за нее честную цену дам.
Тетя прищурилась и закончила торг уже без улыбки.
— Три пути есть, любой не обидный и без особого ущерба для тебя, племянница. Ты подумай, какой самый подходящий. Надумаешь — так приедешь и дочку свою заберешь. Акулька, отведи Лизоньку в детскую!
Глава 20
Бабища не очень вежливо взяла Лизоньку за руку.
И пусть несчастный ребенок не доел профитроли со сливками, поставила на ноги, чтобы вытащить из столовой.
— Маменька! — заплакала Лиза. Еще бы, ребенку всего два года с небольшим, а ее так дергают, и вообще!
Детский плач сорвал меня со стула. Я что, позволю этой интриганке шантажировать меня слезами ребенка? Да ни за что!
В той жизни мы с Мишей очень хотели ребенка. Но не случилось… и уже за одну Лизоньку я готова распрощаться с прошлым. Это действительно моя, только моя девочка! Наконец-то…
В два прыжка я оказалась на пути Акулины. Такая громадная бабища коня на скаку остановит, но сейчас ей предстояло справиться со мной.
— Это что же такое?! — не столько крикнула, сколько сказала я командирским голосом, какого ни дядя, ни тетя от меня еще не слышали. И взяла Лизоньку за ручку. Малышка тут же вырвалась от гренадерши-няньки и вцепилась в меня, спрятала лицо в моих юбках.
— Дарья Сергеевна, — неожиданно писклявым голосом произнесла Акулька, взяв Лизу за рукав и взглянув на барыню. Та препиралась с мужем. Донеслись слова Ивана Платоновича: «Ты не говорила, что до такого дойдет» — и ответ супруги: «Молчал бы, сам знаешь почему!»
Пусть заняты друг другом. Я займусь Акулькой. Как прежде их холуями.
— А ну-ка, отпусти мое дитя, — резко сказала я. Акулька не то чтобы отпустила Лизоньку, но теперь держала ее лишь за край платьица.
— Ты понимаешь, что делаешь сейчас?! — говорила я, стараясь не сорваться. — Я вдова капитана императорской гвардии Шторма. Это — дочь капитана гвардии Шторма.
