Она побежала в рощу, подпрыгнула, сорвала с ветки большой золотой шар и бросила его Дэну. Вскоре он уже сгибался под тяжестью богатого урожая. Галатея резвилась, как молодая кошка. Дэн следил за ней с болезненным томлением. Внезапно она повернулась к нему; мгновение они стояли неподвижно, глаза в глаза, а потом Галатея отпрянула и медленно направилась к арке крыльца. Дэн шел за ней, нагруженный плодами.
В дальнем углу просторной комнаты старый Левкон склонился над каким-то сложным блестящим механизмом; когда Дэн вошел, старик вынул из машины длинный серебристый кусок материи, сложил его и аккуратно отложил в сторону.
Галатея остановилась в дверях. Дэн поставил вазу с плодами на скамью возле входа.
– Это для тебя, – сказала девушка, показывая на следующую комнату.
Дэн заглянул в небольшую уютную комнатку. В окне виднелись звезды, изо рта мраморной маски, украшавшей стену, изливалась и падала в шестифутовую раковину на полу тонкая струя воды. В комнате была всего лишь одна скамья, застеленная серебряной тканью, с потолка на цепочке свешивалась светящаяся сфера. Дэн повернулся к девушке, чьи глаза все еще оставались непривычно серьезными.
– Все замечательно, – сказал он, – но, Галатея, как мне погасить свет?
– Погасить? – удивилась она. – Ты можешь его закрыть – вот так!
Она накрыла светящуюся сферу металлической крышкой. В темноте Дэн особенно остро ощутил близость прекрасного юного тела.
– Милая тень! – тихо проговорила Галатея. – Надеюсь, тебе приснится музыка.
Она вышла.
* * *
Казалось, почти тотчас наступил рассвет, и за окном снова засвистели дудочки эльфов, а на пол комнаты легли красноватые лучи света. Дэн умылся под струей воды. Сфера все еще мерцала. Он дотронулся до светильника – тот был холодным, точно металл. Дэн пересек большой зал и вышел из дома.
Галатея танцевала на тропинке, поедая неизвестный плод, розовый, точно ее губы.
– Пойдем! – позвала она. – К реке!
И вот они уже смеются, отчаянно брызгаясь в искристой холодной воде. Дэн вылез на берег вслед за девушкой.
– Галатея, – спросил он, – кого ты для себя выберешь?
– Не знаю, – ответила она. – Когда настанет время, он придет. Таков закон.
– И ты будешь счастлива?
– Конечно, – она казалась встревоженной. – Разве не все счастливы?
– Но не там, где я живу, Галатея.
– Тогда это должно быть странное место, этот твой призрачный мир. Ужасное место.
– Оно такое и есть, – согласился Дэн. – Я хотел бы…
Он остановился. Чего бы он хотел? Он взглянул на девушку, на ее блестящие темные волосы, на ее глаза, на ее мягкую белую кожу, а затем попытался нащупать ручки гостиничного стула… и у него ничего не получилось.
Он улыбнулся и вытянул пальцы, чтобы коснуться ее обнаженной руки. На секунду она замерла, потом вскочила на ноги:
– Пойдем! Я хочу показать тебе мою страну.
Что это был за день! Они обследовали всю речушку, от водопада до озера. Каждый поворот открывал новый прекрасный пейзаж. Галатея и Дэн то разговаривали, то молчали; когда они чувствовали жажду, они пили из реки, когда ощущали голод – срывали плоды. Галатея сплела для Дэна яркий венок, и далее он шел, слушая над собой сладкозвучное пение. Но понемногу красное солнце начало склоняться в сторону леса. Дэн первым это заметил, и они неохотно двинулись в обратный путь.
Когда они вернулись, Галатея запела незнакомую песню, плавную и мелодичную. И опять глаза ее наполнились печалью.
– Что это за песня? – поинтересовался Дэн.
– Это песня, которую пела другая Галатея – моя мать. – Она положила руку ему на плечо: – Я переведу ее для тебя на английский.
В цветах, в траве течет река,
С цветами и с травой поет:
«Вернешься ты наверняка,
Хоть пролетит за годом год».
Их песня льется сквозь года,
Ее слова услышишь ты,
В печали разберешь тогда:
«Река все лжет», – поют цветы.
На последних нотах голос ее дрогнул, она замолчала.
– Галатея… – осторожно начал Дэн, – это печальная песня, Галатея. Почему же твоя мать была печальна? Ты же говорила, что все в Паракосме счастливы.
– Она нарушила закон, – Галатея посмотрела ему прямо в глаза. – Это неизбежный путь к печали. – Она влюбилась в призрак! Он, как и ты, явился и погостил здесь, а потом ему надо было возвращаться. Так что, когда пришел предназначенный ей возлюбленный, было слишком поздно, понимаешь? Она стала навеки несчастной и бродит по миру с места на место. Я никогда не нарушу закон, – заявила она решительно.
Дэн взял ее за руку.
– Я хочу, чтобы ты всегда была счастливой, Галатея.
Она тряхнула головой:
– Я счастлива, – сказала она и улыбнулась нежной мечтательной улыбкой.
Тени лесных деревьев-гигантов пересекли реку, и солнце спряталось в них. Они шли рука об руку, но, когда добрались до выложенной разноцветными камешками тропинки возле дома, Галатея отпрянула от Дэна и быстро зашагала вперед. Когда он подошел к дому, Левкон сидел на своей скамье у входа. Галатея обернулась, и Дэну почудилось, что в ее глазах снова блеснули слезы.
– Я очень устала, – призналась она и скользнула внутрь.
Дэн шагнул за ней, но старик поднял руку.
– Друг из царства теней, – сказал он, – задержись на минутку.
Дэн сел на скамью.
– Я говорю это, не желая причинить тебе боль, – продолжал Левкон, – если призраки способны чувствовать боль. Дело вот в чем: Галатея любит тебя, хотя, я полагаю, она еще этого не осознала.
– Я тоже ее люблю, – признался Дэн.
Седой Ткач уставился на него:
– Не понимаю. Субстанция и в самом деле может любить тень, но как тень может любить субстанцию?
– Я люблю ее, – настаивал Дэн.
– Тогда горе вам обоим! Потому что это невозможно, это противоречит законам. Суженый для Галатеи назначен, возможно, он уже приближается.
– Законы! Законы! – пробормотал Дэн. – А чьи это законы? Не Галатеи и не мои!
– Но они существуют, – настаивал Седой Ткач. – Ни ты, ни я не можем их критиковать, хотя я все же не понимаю, какая сила могла их отменить и допустить твое присутствие здесь!
– Я не голосовал за ваши законы.
Старик пристально поглядел на него:
– А разве кто-то где бы то ни было голосует за законы? – спросил он.
– В моей стране мы голосуем, – парировал Дэн.