Часть вторая. Эрзац-Эдем
10. Шифр Цезаря
К февралю я начал терять счет времени. Всё это слишком сильно затянулось.
Прошло пять месяцев с момента кражи файла, и попытки расшифровать его практически не сдвинулись с мертвой точки. Постепенно мы начали терять надежду на успех, стали уделять больше времени насущным делам. Все, кроме Мэта.
Мы волновались за него – дешифровка стала его идеей фикс. Неудачи били по его самолюбию, он бросил вызов самому себе, с целью доказать собственную компетентность. Попытки убеждения оставить эту затею принимались в штыки. Первые два месяца Матвей спал по четыре часа в сутки, похудел килограмм на двадцать и был похож скорее на мертвеца, чем на живого человека. Он сливал все свои деньги на различное оборудование, не приносящее никакой пользы. Совместными усилиями нам удалось донести до него, что всё это превращается в нездоровую затею, к чему он всё же прислушался, пусть и не сразу, хотя так и не бросил работу над файлом окончательно.
Дела постепенно стали налаживаться – в Сети нас считали мертвецами. нам пришлось сменить все аккаунты, порвать старые связи, стать новыми личностями. Первые месяцы мы были на самом дне – как в финансовом так и в психическом плане. Иденнет практически не приносил дохода, нам пришлось резко урезать свои аппетиты и перейти в режим экономии – это стало мощным ударом, повергших большинство в депрессивно-апатичное состояние. Но, к счастью, это длилось не долго: сначала Джек и Хельга стали отличным рабочим тандемом, выполняя работу по найму, затем делооборот в Сети пошел в гору, что в итоге, смогло поднять наши доходы даже несколько выше, чем до нападения.
За всё время, проведенное в ней, Берлога стала мне новым домом, а ребята – семьей. Я стал своим среди команды, как и Джек. Общая цель сплотила всех нас, но больше всего я сблизился с Джесс. Она стала моей верной напарницей в Иденнете, всю работу мы делали сообща. Оказывается она являлась весьма способным Архитектором, понимала сущность Сети куда лучше меня, потому я выступал в роли костолома, пробиваясь через уровни защиты, а она в роли хирурга, тщательно находя необходимые крупицы информации, причиняя наименьший вред окружению. После работы, Джесс открывала мне Иденнет с другой стороны, с той, в которой жила она: гигантский метрополис, полный красоты и очарования, а не выгоды, бесконечных развлечений и запретных услуг, который знал я. Мы смотрели на цифровое ночное небо за чертой города, пили прекрасный эль в старинном английском пабе, пытались поймать белок в китайском зоопарке и купались в диком морском заливе. И всё это время не мог, боялся, признаться себе, что влюбился в Джесс. Я понимал, насколько это глупо, что мы из разных миров, по обратные границы реальности, но в такие моменты я задумывался, чем же по факту является реальность? Не окружающая ли нас действительность? И если нас окружает симуляция, что ей мешает быть реальной, пусть и субъективно, персонально для нас? В конце концов, и материальный мир формируется лишь у нас в голове, после обработки данных, полученных от органов чувств. Попытки переубедить себя, что всё это временно, оканчивались пониманием, что это самообман, и, боясь испортить нашу дружбу, держал в тайне мои чувства к ней. Так было лучше.
Этим утром я застал Мэта сидевшего на корточках в кубрике, так мы называли общую рабочую комнату, устанавливающего какую-то массивную конструкцию.
– Доброе утро, чем опять занят? – я сел на ближайшее к нему кресло.
– Привет Лёх! – сегодня Матвей был на удивление довольно радостным. – Будь добр, подай мне вон ту массивную хреновину справа от тебя.
– А что это? – спросил я, протягивая ему полуметровый цилиндр,
– Квантовый процессор.
Я рассмеялся.
– А я то думал, ядерная бомба. Ну, так всё же, что это?
Мэт повернул голову и с недоумением посмотрел на меня.
– Я же тебе ответил, чего смеешься?
Несколько секунд мой мозг не знал, как отреагировать. За меня это сделала Анна, только что вошедшая в комнату.
– Ого, – она была потрясена, – это же огромные деньги.
– Не такие уж и огромные, – заворчал Мэт. – Разумные, всего-то пол ляма зеленых.
– СКОЛЬКО?! – одновременно со мной удивленно спросила Аня.
– Да тише вы, расшумелись.
– Откуда у тебя столько денег?
Мэт замялся.
– Взял из общего фонда Берлоги. Ну и должен еще кое-кому остался.
Аня побледнела и осела в кресле.
– Матвей, – едва шевеля губами сказала она, – а на что мы дальше то будем жить? Да и такой платёж привлечет внимание властей к кафе, ибо откуда тут могут быть такие транзакции?
– Вы забыли, что у нас есть задача? Дело, из-за которого мы чуть не погибли? Если вы давно уже сдались, это не значит, что сдался и я, – казалось, ещё чуть чуть и Мэт взорвется. – Затянем пояса, ненадолго. Уверен, с этой штукой мы сможем наконец достичь успеха. И да, платёж я провёл не через кафе, забейте. А теперь, будьте добры, оставьте меня, не мешайте работать.
– Лёш, – Аня тяжело вздохнула, – пойдем на кухню, дождемся остальных.
Сказать, что она была расстроена – ничего не сказать. Казалось, что вселенская усталость в один миг навалилась на нее, словно высокогорная лавина на одинокого альпиниста.
– Это до добра не доведет, – произнесла она, наливая себе бокал виски, что на неё совсем было не похоже. – Сначала просто одержимость, но теперь он потратил все наши сбережения на новую бесполезную игрушку!
– Ну, почему сразу бесполезную, – хоть внутри меня тоже разливалась волна досады и разочарования, я всё же пытался подбодрить ее. – Это же квантовый суперкомпьютер. Любой взлом, любая симуляция теперь будет проходить в сотни раз быстрее. Не бойся, Анют, он окупится.
– Но через сколько? Полгода? Год? – она закинула в бокал лёд. – Лёша, пойми, он на этом не остановится. Матвей начинает терять границу разумного.
Её умоляющий взгляд был обращен ко мне.
– Ты же хочешь ему помочь?
– Конечно, что за вопросы!
– Тогда продай файл.
Просьба вызвала замешательство. Конечно, это было не ново, за спиной у Мэта мы часто подумывали о продаже файла и разделении прибыли между всеми членами команды. Да дело было даже не в деньгах, а в том, чтобы лишить Матвея его безумной цели. Но ведь самой главной противницей продажи была сама Аня, а теперь она меня просит об обратном.
– Но, ты же была всегда против?
