Возможно, боссу страстно хотелось заполучить на свой прием знаменитого композитора. Или он просто был поборником этикета, и ему нравилось видеть вокруг себя супружеские пары.
— Я же говорю: мой муж постоянно выезжает за рубеж. Работа у него такая.
«Вот оно! — молнией пронеслось у Насти в голове. — Началось. Так я и знала, что когда-нибудь история, придуманная для Лики Антоновой, обернется неприятностями. Как там у классика? «И если счастлив хочешь быть, не лги тому, кто всех дороже сердцу твоему»… Ну, может, босс и не дороже всех моему сердцу, но все-таки я переживаю, когда вру ему в глаза».
— Ну, хорошо, я понимаю, ваш муж — важная персона, — сменил гнев на милость Колесников. При этих его словах Настя двинула бровью. — Но я вас заранее предупреждаю: грядет юбилей фирмы. Это большое событие. Американцы, как вы знаете, очень чтут семью, традиции, так что не приходите одна, хорошо? Незамужняя женщина без спутника выглядит привлекательно, а одинокая замужняя женщина — сиротой и, кроме жалости, ничего не вызывает.
Настя про себя усмехнулась. Насколько она знала, у многих мужчин одинокая замужняя женщина вызывала исключительно положительные чувства. Вот, например, у Матвеева… Женщина без мужа могла разжечь в нем задор и сделать его остроумным, обаятельным и добрым на целый вечер. Впрочем, возражать боссу Настя не стала и лишь с важным видом кивнула. Придется снова что-то придумывать в честь юбилея фирмы…
Потом она вдруг вспомнила, как играла роль жены Матвеева для его начальников, и ухмыльнулась. Закончилось, конечно, все ужасно, но… Может быть, стоит воспользоваться идеей? Пусть теперь Витька изображает ее благоверного. Правда, он по-немецки ни в зуб ногой, но это можно как-нибудь обойти. Скажет, что принципиально не говорит на своем языке, потому что пытается адаптироваться в русскоязычной среде. Кстати, это идея! Кроме того, Матвеев всегда под рукой, его можно предъявить боссу и сослуживцам практически по первому требованию. Она снова ухмыльнулась, представив себе, какая из них получится парочка.
Колесникову ее ухмылка совершенно не понравилась.
— Кстати, насчет нашего с вами приватного разговора, — сказал он и вытянул губы трубочкой, что в его мимическом репертуаре означало «замешательство». — Удалось что-нибудь узнать?
— Пока ничего стоящего, — ответила Настя, благоразумно решив не упоминать о Лере Солодкиной и о том, что, возможно, именно разрыв с ней восстановил против босса весь женский коллектив. — Есть кое-какие мысли, но я должна все проверить. Все-таки женщин в коллективе не так уж много…
— Их было гораздо больше, — бросил Колесников раздраженно. — Разве я вам не сказал? Женщины нанимались и увольнялись, но ситуация оставалась прежней. Несколько недель, иногда даже дней — и все, баста. Их словно подменяли. Меня радует хотя бы то, что вы по-прежнему такая же, как прежде.
— Если я вдруг изменю к вам отношение, то ведь не просто так. Это может стать разгадкой. Так что, если вы станете вдруг мне противны, я вам расскажу — почему. Обещаю.
— Большое спасибо, — саркастически заметил Колесников, и Настя засмеялась.
Она, конечно, относилась к боссу с уважением, но без фанатизма. Он казался ей человеком из другого мира — мира успешных людей, в жизни которых все складывается как по волшебству: они усердно учатся, получают дипломы, женятся на хороших женщинах и создают крепкие семьи. И побед добиваются как чего-то само собой разумеющегося. Настя соприкасалась с Колесниковым только в одной точке — в его приемной, и, несмотря на то что он был мужчиной из плоти и крови, относилась к нему примерно так же, как простые смертные относятся к голливудским звездам. Он был птицей не ее полета.
Тут же, просто по аналогии, она вспомнила о Катьке Тихомировой. Вот влюбилась же девчонка в Шелестова, а он, между прочим, тоже ее босс. «Нет, все-таки это разные вещи, — решила Настя. — Шелестов демократичный, ведет себя с подчиненными по-свойски, подчеркивая, что они — команда. У них иной бизнес, и начинали они все вместе. Колесников — дело другое. Кроме того, чего сравнивать: она ведь в него не влюблена».
Ради справедливости следует заметить, что иногда между ней и Колесниковым что-то такое проскакивало — что-то волнующее, захватывающее дух… Но длилось это секунды — не больше, и накатывало совершенно внезапно. И точно так же быстро заканчивалось. Иногда Настя ловила на себе взгляд босса: она вскидывала голову, и, пойманный врасплох, тот стремительно отводил глаза. Настя не делала из этого далеко идущих выводов. Мало ли, кто на кого смотрит… Может, он ее контролирует! Мысль о том, что у Колесникова случился когда-то роман с Лерой Солодкиной, никак на Настины настроения не влияла. Лера тоже была женщиной из другого мира. Сблизиться с ней, стать подругой, не представлялось никакой возможности — Лера была словно ветер, который по собственному усмотрению то ласков, то холоден и который невозможно приручить. Насте все в ней нравилось — как она двигается, как разговаривает, слегка щуря глаза, как смеется, откинув голову, как жестикулирует, рассказывая о чем-то важном… Да, в нее можно было влюбиться — она была обаятельной и одновременно недоступной. То самое сочетание, которое делает женщину неотразимой. Насте хотелось бы быть на нее похожей, но… Ее сущность была иной. «Все искусственные процедуры направлены на то, чтобы сделать женщину естественной, — говаривала соседка-парикмахерша, всю жизнь проработавшая в «крутом» салоне на Кутузовском проспекте. — Так что никогда никому не подражай, а следуй собственной природе». Настя и сама уже поняла, что маленькие подлые гены, с которыми ничего невозможно поделать, ответственны не только за цвет ее глаз и форму ногтей: именно они заставляют ее поступать так, а не иначе. Вот зачем, скажите на милость, ей понадобилось соглашаться вести расследование для Колесникова? Отказалась бы — и дело с концом. Нет же, ей обязательно потребовалось во все это вмешаться…
С другой стороны, Колесников взял ее на работу по одному звонку Шелестова… Кому из них она должна быть больше благодарна? Сказать по правде, когда Настя получила первую часть своей зарплаты, чувство благодарности затопило ее с головой. Оно было всеобъемлющим, и расцеловать ей тогда хотелось весь мир, а не только двух друзей, которые, сами того не зная, сыграли в ее судьбе столь важную роль.
Улучив момент, Настя позвонила Матвееву на мобильный. Матвеев обрадовался. Конечно, ведь он еще не знал, чего ему ждать.
— Слушай, Витька, пришел твой черед мне помогать, — сказала она заговорщическим тоном.
— Что значит — мой черед? — возмутился Матвеев. — А аппаратуру на твоей новой работе я в какой черед чинил? В дяди-Васин?!
— Это была расплата за твое неджентльменское поведение, — тотчас нашлась Настя. — И за пьянство.
— У тебя какое-то нерусское отношение к пьянству, — обиженно заметил Матвеев. — Наша женщина готова простить пьяницу, даже если он откусил ей руку. Или испоганил всю ее жизнь. А я прикован к позорному столбу всего-то за один маленький срыв.
— У твоего маленького срыва могли быть далеко идущие последствия.
