Книга Девы - Алекс Михаэлидес

Утро выдалось прекрасное. На растущих вдоль реки ивах плясали солнечные блики. Над головой шелестела зеленая листва, на тропинке под ногами тут и там трепетали яркие цветы лесного цикламена, похожие на маленьких розовых бабочек. Этот умиротворяющий пейзаж никак не вязался ни с тем ужасным происшествием, из-за которого Мариана оказалась здесь, ни с траурными мыслями, вертящимися в голове.

«Что я себя накручиваю? Это же безумство!»

Она нервничала из-за того, что ей так мало известно. Мариана понятия не имела, как искать убийцу. В отличие от Джулиана, она не была криминологом, не занималась юридической психологией. Оставалось положиться на свойственное ей чутье, умение разбираться в людях, в их поведении, на опыт работы с пациентами. Этого должно хватить. Сомнения помешают действовать решительно. Нужно доверять собственной интуиции.

Во-первых, главное: надо понять, что за человек была Тара, кого любила, кого ненавидела, кого боялась. Скорее всего, Джулиан прав: Тару убил кто-то из знакомых. Мариана должна проникнуть в ее тайны. Это несложно: в таком замкнутом, изолированном обществе всегда бытуют сплетни, и подробности личной жизни частенько становятся достоянием окружающих. Если, например, Тара состояла в интимных отношениях с Эдвардом Фоской, наверняка об этом шепчутся. Многое можно почерпнуть, беседуя с местными. С этого следует и начать: задавать вопросы и обращать внимание на слухи.

На подходе к улице Милл-Лейн у реки стало многолюднее: обитатели Кембриджа занимались бегом, катались на велосипедах и просто прогуливались по берегу. Мариана разглядывала прохожих. Любой из них мог оказаться убийцей. Вдруг злодей сейчас совсем рядом?

Распознает ли она его? Да нет, конечно. И Джулиан тоже, несмотря на весь свой опыт.

Мариана понимала: если спросить Джулиана о психопатии, он ответит, что это заболевание, возникающее из-за нарушений в лобной или височной доле головного мозга, и назовет ряд симптомов и характеристик, по сути, ни о чем не говорящих: диссоциальное расстройство личности, злокачественный нарциссизм, высокий уровень интеллекта, умение производить хорошее впечатление, чувство собственного превосходства, патологическая лживость, презрение к нормам морали. Все это, конечно, мало что проясняет. Остается непостижимым, как и почему человек вдруг превращается в настоящего монстра, для которого все окружающие — всего лишь куклы, которых можно ломать и рвать на кусочки.

Когда-то давно психопатия именовалась просто «злом». О злодеях — то есть о тех, кто получает удовольствие, причиняя боль другим, — писали еще в те времена, когда Медея убила собственных детей. Термин «психопат» ввел в обращение один немецкий психиатр в 1888 году; в ту пору в Лондоне орудовал Джек-потрошитель. Это слово восходит к немецкому psychopastiche и буквально означает «страдающая душа». Мариана считала, что это и есть разгадка: безжалостные мучители в глубине души отчаянно страдают.

Осознавая, что они во многом жертвы обстоятельств, она жалела психопатов и подходила к работе с ними, руководствуясь исключительно разумом. Психопатия и садизм — не вирус, который внезапно поражает человека. Они не возникают сами по себе, без всякой причины. Эти болезни зарождаются в детстве.

Для детей важен чужой опыт. Они не научатся сопереживать, пока взрослые — родители или опекуны — на собственном примере им этого не покажут. Человек, который убил Тару, когда-то был ребенком, никогда не видевшим ни доброты, ни милосердия. Он страдал. Страдал безумно.

Однако далеко не всегда из тех, с кем жестоко обращались в детстве, вырастают убийцы. Почему? Ну, как выражался научный руководитель Марианы, «чтобы спасти детство, хватит малого». Капельки отзывчивости, чуть-чуть понимания и поддержки. Достаточно объяснить малышу, что положение, в котором тот очутился, ненормально, и тем самым спасти рассудок ребенка. Вероятно, у человека, убившего Тару, рядом не оказалось ни доброй бабушки, ни любимого дяди, ни сердобольного соседа или учителя, кто посочувствовал бы ему и, назвав вещи своими именами, растолковал реальное положение дел. У ребенка не было никого, кроме мучителя. Стыд и страх — слишком сильные и опасные эмоции, чтобы справиться с ними в одиночку, поэтому детский ум вытеснил эти чувства, и мальчик их утратил. Его истинная сущность, изнывающая от безотчетной боли и гнева, ушла в непроглядный мир подсознания. Он потерял себя. Проснувшееся в нем альтер эго — двойник, который заманил Тару на тот заболоченный, безлюдный берег — было неведомо не только другим, но и ему самому. Мариана допускала, что этот человек мог казаться очаровательным, безупречно вежливым и дружелюбным. Но каким-то образом Тара его спровоцировала, и испуганный ребенок, что до сих пор живет внутри него, в яростном припадке схватился за нож.

Что же его к этому побудило? Вот главный вопрос. Проникнуть бы в голову злодея, прочитать мысли…

— Привет! — внезапно раздался голос сзади.

Подскочив от неожиданности, Мариана резко обернулась.

— Извини, не хотел тебя пугать.

Фред, парень из поезда, вел за собой велосипед, держа под мышкой стопку каких-то бумаг и сжимая в руке недоеденное яблоко.

— Помнишь меня?

— Да, помню.

— Я как чувствовал, что мы еще встретимся! Говорю тебе, я немножко ясновидящий.

— Это случайность, — возразила Мариана. — Кембридж — городок маленький.

— Поверь мне, случайностей не бывает. Уж я-то знаю, я же физик. Мое исследование как раз это доказывает.

Фред кивнул на стопку у себя под мышкой — и случайно ее выронил. Листки, испещренные математическими уравнениями, разлетелись по дороге.

— Черт! — Отбросив велосипед, Фред кинулся их ловить. Мариана, присев на корточки, ему помогала.

— Спасибо, — когда наконец все бумаги были собраны, поблагодарил Фред, поднимая голову.

Его лицо было так близко — всего в нескольких дюймах от ее носа. «А у него красивые глаза», — отметила вдруг Мариана и, отогнав эту мысль, торопливо встала.

— Ты здесь надолго? — спросил Фред.