Хотя, по сути, никакого подтверждения от них мне не требовалось. Впервые услышав автоответчик, я понял, что связь оборвалась.
Но ведь я сам это предложил! Я склонился к Мие и сказал, что готов на все, лишь бы она осталась, даже если ради этого придется ее отпустить! И то, что она на тот момент была в коме, что очнулась только через три дня, что мы этого потом никогда не обсуждали – это все не важно. Я сам напросился.
Я начал понимать, что есть огромная разница между состоянием, когда ты уверен, что что-то произошло, даже если знаешь причину, и тем, когда ты лишь строишь предположения. Да, когда Мия прекратила со мной общаться, я понимал, что случилось. Но поверить в это очень долго не мог.
Да я порой и сейчас как будто бы в это не верю.
10
Пистолет на три патрона,
И она говорит: «Выбирай
Дуло у брови —
Стреляй!
А теперь оближи с меня кровь.
Она осталась последней».
«Рулетка»
«Косвенный ущерб», трек № 11
Мы выходим из забегаловки, и я начинаю нервничать. Мы случайно встретились, как вежливые люди пообщались, обсудили, как дела. Что теперь остается, кроме как попрощаться? Но я не готов. Я уверен, что после этого постскриптумов не будет, и мне придется жить дымом сегодняшнего вечера до конца своей жизни, так что мне хотелось бы получить от него больше, чем рассказы о стоянках, артрите и недоношенные извинения.
И поэтому каждый следующий перекресток, на котором Мия не останавливается, чтобы поймать такси, и не начинает прощаться, придумав какой-нибудь повод, кажется мне отсрочкой казни. Даже в звуке собственных шагов я слышу это же самое слово: «отсрочка, отсрочка, отсрочка», и оно эхом разносится по улицам города.
Мы молча сворачиваем и идем по куда более тихой и грязной длинной Девятой авеню. Под эстакадой в сыром закутке обосновалась кучка бомжей. Один спрашивает, не найдется ли мелочи. Я бросаю десятку. Проезжает автобус, извергая облако выхлопов.
Мия показывает на ту сторону улицы.
– Автовокзал Порт-Осорити, – сообщает она.
Я молча киваю, не зная, будем ли мы обсуждать автовокзалы в таких же подробностях, как и автомобильные стоянки, или она хочет отправить меня подальше.
– Там есть боулинг, – продолжает она.
– На автовокзале?
– Совсем чокнулись, да?! – восклицает Мия, внезапно развеселившись. – Когда его обнаружила, тоже не могла поверить своим глазам. Я однажды вернулась от Ким из Бостона поздно ночью, заблудилась и наткнулась на него. И мне вспомнились наши поиски пасхальных яиц. Ты же не забыл, как мы с Тэдди из-за них заводились?
Я не забыл, как Мия заводилась. Она обожала все праздники, хоть как-нибудь связанные со сладостями; особенно ей нравилось, что Тэдди радуется. Однажды на Пасху она приложила кучу усилий, раскрасив собственными руками целое множество сваренных вкрутую яиц и спрятав их в саду, чтобы Тэдди на следующее утро мог заняться поисками. А всю ночь лил дождь, и все ее яйца стали серыми в крапинку. Мия расстроилась до слез, а Тэдди, наоборот, чуть не писал кипятком от восторга, заявив, что это не пасхальные яйца, а яйца динозавров.
– Да, помню, – говорю я.
– Все любят Нью-Йорк по разным причинам. Кто за культуру. Кто за то, что люди все такие разные. Кто за скорость. Кто за еду. А для меня это как одна сплошная Пасха. За каждым углом тебя ждет какой-нибудь маленький сюрприз. Как тот сад, например. Или боулинг на огромном автовокзале. Знаешь, что… – Мия останавливается.
– Что?
– У тебя же наверняка сегодня какие-нибудь дела есть. Может, тебе надо в клуб? Или встречаться со своей свитой?
– У меня нет свиты, – говорю я, закатив глаза, и звучит это как-то слишком зло.
– Я не хотела тебя обидеть. Просто думала, что все рок-звезды и прочие знаменитости путешествуют в сопровождении.
– Хватит выдумывать. Я остаюсь собой. Ну, типа того.
Мия как будто удивлена.
– Ну, ладно. Значит, тебе никуда не надо?
Я качаю головой.
– Но уже поздно. Тебе спать не пора?
– Я сейчас мало сплю. Займусь этим в самолете.
– Значит… – Мия пинает ногой какой-то мусор, и я осознаю, что она все еще нервничает. – Давай искать пасхальные яйца. – Она смотрит на меня, пытаясь вычислить, понимаю ли я ее. Разумеется, понимаю. – Покажу тебе все мои любимые тайные уголки этого города.
– С чего вдруг? – спрашиваю я. И мне тут же хочется самого себя пнуть. Получил свою отсрочку, так что заткнись! Но где-то в глубине души мне действительно хочется это знать. Мне не ясно, зачем я пошел на ее концерт, а уж почему она меня позвала и почему я до сих пор здесь, я не понимаю совершенно.
– Просто хочется, – незатейливо отвечает Мия. Я пристально смотрю на нее в надежде услышать какие-то подробности. Она хмурится, видимо, думает, как это объяснить, а потом как будто сдается. Где-то через минуту она продолжает. – Помимо этого я и не совсем уезжаю из Нью-Йорка, хотя в каком-то смысле уезжаю. Завтра я лечу в Японию – там два концерта, потом еще один в Корее. После этого я на неделю вернусь сюда, а потом как раз все начнется всерьез. Я буду недель по сорок в году в разъездах, так что…
– Времени на поиски пасхальных яиц почти не останется?
– Типа того.
– Значит, это будет прощальная прогулка? – Прощание с Нью-Йорком? Со мной?
Хотя для меня уже несколько поздновато.
– Можно и так сказать, да, – отвечает Мия.
Я какое-то время молчу, будто раздумываю, будто взвешиваю, будто бы на ее приглашение может быть другой ответ. Потом я улыбаюсь, актерствую.
– Хорошо, почему бы и нет?
Но идея заходить в здание вокзала мне до сих пор кажется сомнительной, так что я надеваю солнечные очки и бейсболку. Мия ведет меня по коридору, пол которого выложен оранжевой плиткой, сосновому дезинфицирующему средству не совсем удается замаскировать запах мочи. Потом мы поднимаемся по нескольким эскалаторам, проходим мимо закрытых киосков с газетами, мимо ресторанов быстрого питания, затем снова поднимаемся по эскалаторам и оказываемся перед неоновой вывеской «БОУЛИНГ-ОТДЫХ».
