– Ой! Только не надо! Ты все прекрасно понимаешь… Я, дорогой мой, не только в масле купаюсь, но еще и стриптиз танцую…
– Ты говоришь так, как будто меня покупаешь.
– Я не хочу тебя покупать. Я хочу, чтобы ты просто была со мной. И мне наплевать, что у тебя было до меня… Ты мне нравишься. Ты мне очень-очень нравишься, понимаешь?
– Двадцать один год. Так что я полностью совершеннолетний…
– Ну да, можешь водку пить и с девочками гулять. Гуляй с девочками, только не привязывай их к себе…
– А меня только одна девочка интересует. И я хочу ее крепко-накрепко к себе привязать…
Он подошел к ней, нежно обнял, привлек к себе. И снова ее закружил водоворот страстей…
– Привязывай, – пьянея от возбуждения, кивнула она. – Только смотри, если отвяжешь, я за себя не ручаюсь…
Женщины имеют свойство влюбляться. А влюбленные женщины очень опасны. Так что, пока не поздно, пусть Эм отпускает ее в свободное плаванье. Но он не собирался ее никуда отпускать. И самым наглым образом затащил в кровать. А она балдела от его наглости…
Глава пятая
Марат с трудом разлепил веки. Перед глазами колыхнулось туманное марево и тут же расползлось. Он увидел белый в пятнах потолок, сферический плафон под ним. Лампа не горела, потому что дневной свет поступал от окна…
Какое-то движение. Да, какая-то пожилая женщина в белом халате возит по полу шваброй. Наверное, это санитарка. А сам он в больничной палате. Голова словно чугунная, в глотке все пересохло. И еще какие-то трубочки дерут носоглотку. От рук тянутся какие-то провода. Никаких зажимов он не чувствует, как не чувствует самого тела. Как будто нет никакого тела, как будто на подушке лежит одна только голова…
Санитарка походя скользнула по нему бесцветным взглядом. Снова уставилась на швабру. Но тут ее как будто током шарахнуло. Дернулась, уставилась на Марата, глаза полезли на лоб.
– Батюшки, очнулся… Очнулся!..
Она пулей выскочила из палаты. Вернулась в сопровождении врачей.
Перед глазами у Марата все плыло. Он с трудом различал склонившиеся над собой лица. Голоса людей гудели в ушах, как отзвуки заплутавшего эха.
Врачи что-то спрашивали у него, но он не мог отвечать. Появилась медсестра с уколом. Но Марат потерял сознание еще до того, как в его онемевшую плоть ввели шприц.
Когда он очнулся, вокруг него никого уже не было. Никаких трубочек и проводков. Компьютер отключен. Голова уже не такая тяжелая, и тело он чувствовал. Но подняться он вряд ли сможет. Сил нет. Внутри холодно и пусто.
В палату кто-то вошел. И тут же над ним склонилось чье-то женское лицо в белой шапочке. Он попытался сфокусировать на нем взгляд, но тщетно. Не хватало резкости, чтобы во всех подробностях разглядеть склонившуюся над ним женщину. Но можно было предположить, что она очень симпатичная. И еще от нее приятно пахло лекарствами…
– Где я? – спросил он.
Но женщина покачала головой. Похоже, она не разобрала слов. Неудивительно. Он не говорил, а клокотал…
Женщина подала ему стакан воды, помогла напиться. Он смочил горло и снова задал тот же вопрос. На этот раз она его поняла.
– В госпитале. А я ваш врач, Елена Ивановна…
Да, он должен быть в госпитале, а не в обычной больнице.
– Вы помните, что с вами было?
Марат кивнул. Как забыть тот проклятый бой, в котором полегли его бойцы. Он помнил, как рядом с ним разорвалась граната. Но прежде появились российские танки. Он был тяжело ранен – его забрали с поля боя, отправили в госпиталь. И теперь он здесь…
– А Эдик где? Старший лейтенант Извеков… А Лымарев?..
Взгляд его обрел достаточную резкость, чтобы увидеть, как изменилась в лице женщина. Она скорбно опустила глаза.
– Что с ними?
– С ними все в порядке, – вымученно улыбнулась она.
– Не надо меня обманывать. Говорите правду… Тем более что я знаю – выжить они не могли… Говорите, истерики не будет… Будет ненависть… А ненависть – это сила… мне сейчас нужна сила…
Елена Ивановна в сомнении пошевелила бровями. Вряд ли она принимала ненависть за оздоровительную силу. Но готова была согласиться, что она могла помочь ему закрепиться на поверхности жизни.
– Они погибли? – спросил он.
Она удрученно кивнула.
Марат сжал кулаки и стиснул зубы. Внутри все закипало от ненависти… Наверное, Елена Ивановна думала, что его злость обращена против чеченцев. Да, неплохо было бы взять с них расчет. Но Марат думал сейчас не о них. Все его мысли были заняты предателями. Все-таки добился своего генерал Суходол, все-таки смог загнать разведбат в чеченскую ловушку. И пес Курбатов был с ним заодно. Он слил «чехам» позывные, частоты, координаты…
Благодаря этим сволочам чеченцы уничтожили целый батальон. Эта победа дорогого стоит. Наверняка Суходол и Курбатов сорвали за счет своей подлости немалый куш. Как бы эти кровавые деньги им поперек горла не встали. Если сами не встанут, то Марат им поможет. Чего бы ему это ни стоило, он доберется до этих уродов.
– Когда… Когда их будут хоронить?
Елена Ивановна удивленно повела бровью. Но как будто спохватилась.
– Их уже похоронили… Еще год назад похоронили…
– Год назад? – потрясенно переспросил Марат. – Вы хотите сказать…
– Да, вы целый год провели в коме…
Его ранило в мае двухтысячного года. А на дворе уже июнь две тысячи первого.
У него было два ранения в голову – пулевое и осколочное, плюс обширная контузия. Осколками посекло руки и ноги. Сначала его доставили в Моздок, где сделали первую операцию. Затем был Ростов-на-Дону. И там его оперировали. После чего отправили в московский госпиталь имени Бурденко, где им занялись лучшие нейрохирурги страны. Операция прошла вроде бы успешно, но Марат возвращаться к жизни не торопился. Врачи сделали ставку на его крепкий организм. И не ошиблись. Он оправдал их надежды. Он возвратил свое право на жизнь…
Разговор с Еленой Ивановной забрал у него много сил. Марат снова нырнул в забытье. И не безвозвратно. Он снова пришел в себя и попал в руки врачей. Его обследовали, тестировали, задавали глупые вопросы – как будто хотели узнать, идиот он или нет. Но тяжелое ранение никак не отразилось на его мыслительной функции. И с двигательными функциями вроде бы все было в порядке. Имело место опеределенная заторможенность, но это всего лишь последствие общей слабости. Чтобы окончательно вернуться к жизни, Марату требовалось лишь восстановить свои силы. А это было не так-то просто. Организм его был крайне истощен, долгая неподвижность атрофировала мышцы, все тело в пролежнях, кровь по сосудам бежала вяло. Зато его боевой дух оставался таким же крепким, как и прежде. И он был уверен, что эта лошадка вывезет его в боевой строй…
