– У тебя есть перспективы, – возразил Кальдер. – Очень хорошие перспективы.
– Если я не стану обращать на это внимания, не так ли?
Кальдер ничего не ответил.
– Разве не так? – стояла на своем Джен.
Кальдер утвердительно кивнул и сказал:
– Тебе надо быть реалисткой, Джен. Таков сегодня удел женщин, работающих в Сити. Посмотри, в других местах дела обстоят еще хуже. Там брокеры не стесняются говорить: «Эй, красотка, покажи-ка мне свои сиськи».
– И ты полагаешь, что, услыхав это, я стану чувствовать себя лучше?
– Так обстоят дела. И ни ты, ни я ничего не можем с этим поделать.
– Неужели? Ты же прекрасно понимаешь, что так быть не должно. И мы обязаны что-то с этим сделать.
– Я тебе с самого начала сказал, что нет смысла вступать в борьбу с Карр-Джонсом.
– Да, сказал. Конечно, сказал. Но я должна была. Кто-то должен попытаться остановить подобных ему свиней. И я разочарована, потому что ты оказался слишком труслив, чтобы самому сделать это.
Кальдер с деланным равнодушием пожал плечами, но слова девушки его сильно задели. Его много раз обзывали по-всякому, но трусом – никогда.
Они еще немного посидели молча, пока Джен попыталась справиться со слезами. Рядом с ними присели мужчина и женщина. Достав дрожащими от нетерпения пальцами сигареты, они жадно затянулись табачным дымом.
Джен распрямила плечи и, втянув ноздрями прохладный воздух, сказала:
– Пошли.
В здание «Блумфилд-Вайс» они возвращались молча. На стуле Джен, скалясь в идиотской ухмылке, сидел Гомер Симпсон. К его желтому лбу был приклеен листок желтой бумаги. Джен взяла куклу в руки. Между ног Гомера оказался надрез, из которого высовывался небольшой белый предмет цилиндрической формы. Джен его извлекла, и оказалось, что это тампон, кончик которого был измазан чем-то красным.
Джен посмотрела в ту сторону, где располагалась группа деривативов. Все трейдеры в свою очередь пялились на нее. Некоторые из них скалились в ухмылке, а иные лишь ценой огромных усилий сдерживали смех. Девушка швырнула куклу и тампон в корзину для бумаг, по ее щекам вновь покатились слезы.
– Послушай, Джен, – сказал Кальдер и, пытаясь ее утешить, снова протянул к ней руку.
– Оставь меня в покое! – всхлипнула она, отталкивая его, затем схватила свою сумочку и бросилась к выходу, столкнувшись на бегу с вошедшим в торговый зал Карр-Джонсом.
Кальдер поднял упавший на пол листок и прочитал нацарапанную красными чернилами надпись: «Держи в узде свои гормоны!»
Кальдер посмотрел в спину Джен. Она права, а он – нет. Она отважная, а он трус. До него долетел радостный вопль, которым юнцы из группы деривативов встретили возвращение своего вождя.
Подонки!
Кальдер достал тампон из мусорной корзины и подошел к Карр-Джонсу.
– Кто-то оставил это на стуле Джен Тан, – сказал он.
Улыбка с лица Карр-Джонса мгновенно исчезла.
– Вот это действительно непристойно, – сказал Карр-Джонс, и Кальдер уловил за его словами скрытое хихиканье. – Но ты уверен, что это сделал кто-то из моих парней?
– А ты как считаешь?
– Я поговорю с ними, – принимая суровый вид, произнес Карр-Джонс.
– Сделай это. И если один из твоих парней попытается снова выкинуть шутку вроде этой, я затолкаю остряку тампон в жопу.
Карр-Джонс, судя по его виду, хотел выступить с комментариями, но, взглянув на лицо Кальдера, предпочел воздержаться от дальнейших шуток.
– Оставь это дело мне, – произнес он деловым тоном.
Кальдер молча повернулся и отправился на поиски Тарека. Едва увидев приятеля, Тарек сразу направился в свой кабинет, и Алекс зашагал следом за ним.
– Один из инфантильных кретинов Карр-Джонса оставил эту штуку на стуле Джен. Тампон был запихнут в дурацкое чучело Гомера Симпсона. – С этими словами он швырнул тампон на стол Тарека.
Тарек с отвращением посмотрел на предмет женской гигиены, но прикасаться к нему не стал.
– Где Джен?
– Она ушла домой.
– Я потолкую с Карр-Джонсом.
– Сделай милость. Тебе известно, что они хотят перевести ее в Москву?
Тарек в ответ утвердительно кивнул.
– И никто не удосужился поговорить со мной. Я не допущу ее перевода.
– Присядь, Зеро, – сказал Тарек. Кальдер, немного поколебавшись, принял его предложение. – А теперь слегка остынь и подумай. Эти двое действительно не могут работать рядом. Особенно после того, что сделала Джен…
– А что она сделала? Я почему-то думал, что это Карр-Джонс…
– О'кей. После того, что сделал Карр-Джонс. Но один из них должен уйти. И это будет Джен. Карр-Джонс занимает более высокое положение, и он один из тех, кто приносит фирме самый большой доход. Последнее обстоятельство, как ты понимаешь, играет решающую роль. Так было всегда.
– Но только не на этот раз.
Тарек вопросительно вскинул брови.
– Послушай, Тарек. Мы не можем позволить Карр-Джонсу остаться безнаказанным. Джен умная женщина, и из нее получится прекрасный трейдер, если она сможет вернуть уверенность в себе. Оставьте ее у меня еще на полгода. Если она за это время не войдет в форму, то можно будет послать ее в Москву.
Тарек принялся перебирать свои четки. Помолчав с минуту, он сказал:
– То, что сделали с Джен, мне нравится не больше, чем тебе. Но она сильно навредила себе, набросившись на Карр-Джонса. На данном этапе самое большее, что мы с тобой можем сделать, – это сохранить для нее работу в фирме. Перебравшись в другой офис, она сможет начать все с нуля. Если девушка действительно так способна, как ты утверждаешь, она себя обязательно проявит, и через пару лет ее переведут в Нью-Йорк. Но ты же видишь, что здесь ей оставаться нельзя.
– Но Москва?
– Россия встает на ноги, и московский офис нашей фирмы – один из самых быстрорастущих.
– Перестань, Тарек. Все это очень дурно пахнет. Мы с тобой дружим уже давно, и я прошу тебя как друга – не позволяй им перевести Джен, потому что это неправильно.
Тарек внимательно посмотрел на Кальдера и задумался. Тот ждал. Он был готов ждать до вечера.
Тарек грустно улыбнулся и сказал:
– Ну хорошо. Я посмотрю, что можно сделать. Но ничего не обещаю. У Карр-Джонса масса друзей наверху.
Кальдер понимал, что на большее он рассчитывать не может.
– Спасибо. И надеюсь, что на сей раз Гомер ушел навсегда.
В ответ на эти слова Тарек сумел выдавить лишь кривую улыбку. Выходя из кабинета, Кальдер пытался найти ответ на вопрос, почему его обычно невозмутимый друг выглядит таким встревоженным.
