Медсестрой Тане предстояло выходить с той же сменой, что и в последний раз. Собственно, возможностью замести следы и был продиктован выбор дня «икс» (или дня «хэ», это с какой стороны посмотреть). Но от обязанностей практикантки ее не освобождал. Татьяна по привычке переоделась, когда, розовая от мороза, в ординаторскую втиснулась Фрида Марковна.
— А вот и ты! — радостно заявила она прямо с порога тоном «Попалась!». — Сегодня я сдаю тебя в аренду в родильное, — уведомила рабовладелица. — У них там грипп свирепствует. Среди персонала. Так что каждые таки дееспособные руки на счету.
Заявление вызвало двоякие чувства. С одной стороны, это хорошо. Потому что она не будет пересекаться со Станиславом Борисовичем. С другой — это же и плохо. Было что-то притягательное в той гремучей смеси чувств, которые Таня испытывала рядом с заведующим. Пугающее, тревожащее — но притягательное. Однако с начальством не спорят (если это не Дежнев), и Зуева безропотно отправилась на другой этаж.
В родильном действительно обнаружился недостаток рук. А так же ног и мозгов, как это часто бывает. Поэтому про обед Таня вспомнила ближе к ужину, а про ужин — когда пора была домой. Домой было пора уже давно, если честно. Татьяна, мурлыкая под нос мелодию, прицепившуюся с утра, взбежала по лесенке на свой этаж и хотела открыть дверь, но в последний момент замерла. Прямо у дверей, — с той стороны, — слышался голос Дежнева. Странно. Станислав Борисович тоже уже давно должен был уйти домой. Но не ушел. Тон заведующего был сурово-отчитывательный, и за ним послышался женский, виновато-оправдательный. В ответ снова суровый голос Дежнева. Потом голоса за дверью стихли. Таня постояла под дверью еще минут пять. Собственно, ничего предосудительного она не делала. Решив это для себя, Зуева снова потянулась к дверной ручке, когда телефон в кармане мигнул от сообщения. Мигнул, а не пиликнул. На этот номер ей писал только один человек.
Рабочий день закончился, но домой Стасу не хотелось. Дома было скучно. На работе, правда, тоже было скучно. Пипетка, вопреки гендерным стереотипам, позволила Дежневу оставить последнее слово за собой. В общем-то, Стасу это было некритично. И даже наоборот. Он ждал: когда же?.. Когда его «писательница» уже придумает тонкий ответ на его последнюю фразу. Но за окном уже была ночь, без тридцати минут новый день, а ответа всё не было. Оставалось признаться себе в страшном: Пипетка не думала над ответом. И даже о нем самом, возможно, не думала. И может, не скучала, в отличие от Стаса. А зажигала где-нибудь с кем-нибудь помоложе и помускускулистей. С настоящим альфа-самцом, а не со старым валенком Дежневым. Эта мысль тревожной нитью мелькала где-то на краю сознания. И сильно раздражала. Станислав Борисович объяснил противоестественную ревность естественными собственническими инстинктами. Он, конечно, валенок. Но ведь мужского пола. Накрученный, как намотка на трансформаторе, заведующий сорвался на невинной пациентке, которая какого-то лешего делала на лестнице в половине двенадцатого. Может, разговаривала по телефону. Но после отбоя она даже в палате уже разговаривать не должна. Только спать — отсюда и до рассвета. Дежнев ознакомил неразумную девицу с правилами больничного режима и отослал. А сам, вместо того чтобы тоже отправиться восвояси, вытащил телефон, и непонятно, на что надеясь, написал: «Привет! Ты уже спишь?»
Вопрос был просто воплощением логики и здравого смысла, поскольку это тот самый вопрос, на который нельзя ответить утвердительно. «Нет. Доброй ночи, Станислав Борисович», — прилетело в ответ.
Вот, она не спит. И что дальше?
«Я тоже не сплю», — написал Дежнев.
«Я догадалась», — ответила едкая Пипетка, не желавшая помочь Стасу в непростой задаче — придумать, о чем бы написать.
«Мне скучно», — признался он.
«Бедненький», ответила охамевшая собеседница. Впрочем, еще неизвестно, кто из них «охамевший». Может, она ничем таким противозаконным — точнее, противо-Стасовым, — не занималась. Может, спала себе спокойно. А он ее разбудил. «Что ж вы так неосторожно со скукой? Предохраняться нужно было», прилетело продолжение.
«Я сделал всё, от меня зависящее», — возразил Стас. — «И готов предохраниться хоть сейчас». И дописал: «Только моя фея всё никак не летит». И следом: «А я жду». И еще: «Очень». И почему бы не помечтать: «Фея, прилети, пожалуйста».
Несколько минут ответа не было. Дежнев подумал, что пора уже домой, спать-отдыхать, и направился к шкафу, переодеваться, когда телефон пиликнул. Стас вернулся, и не поверил своим глазам. «*фея эффектно машет палочкой и шепчет: «Трах-тибидох-тах-тах!»* Через пять минут в кабинете УЗИ». Он перечитал сообщение еще раз. Это розыгрыш? Дежнев совершенно точно знал, что никого из пипеток сегодня в отделении не было. «Только дайте слово, что не станете выслеживать, будете слушаться и дадите спокойно уйти», прилетело следом.
Сердце Стаса тревожно забилось в груди, а в животе от волнения скрутился узел. «Даю», — набрал он не с первого раза, потому что трясущиеся, похолодевшие пальцы набирали то «баю», то «лаю», то вообще какую-то нечитаемую чушь. «Тогда фея ждет вас через пять минут», — ответила фея, у которой, видимо, с волнением проблем не было. Или она просто быстрее печатает.
Глава 22
Пять минут. Черт! Пять минут! В душ бы сходить, освежиться, после трудового дня. Стас, конечно, не мешки с цементом таскал, но и не фиалками пах спустя шестнадцать часов после утренних водных процедур. Он взял дежурную зубную щетку с пастой и закрылся в служебном туалете. На щеках, уже не идеально гладких, проглядывала серая щетина. Пять минут! Черт! Жидкое мыло на раковине позволило решить вопросы интимной гигиены. Вот, собственно, и всё, на что хватило отведенного Пипеткой времени.
Чтобы не светиться перед персоналом, Стас решил пройти в кабинет УЗИ через первый этаж и другую лестницу. Он ухмыльнулся. Скоро он научится прятаться в тени коридоров и преодолевать лестничные пролеты короткими перебежками. На старости лет решил в секретных агентов поиграть…
Но играть в шпионов было интересно. Наверное, Дежнев в детстве в них не наигрался. Или детство не наигралось в нем. В том же самом месте, где находилось шило у Пипетки. Или не пипетки? Стас встал прямо посреди лестницы.
Может, это кто-то еще?..
Нет, не может. В кабинете, где обсуждали мужчин, было всего четыре девчонки. Если никто не прятался под кушеткой.
Можно, конечно, пораспрашивать у дежурной, не появлялся ли кто-нибудь из пипеток (а конкретно, Татьяна — что коту валерьяна) сегодня на работе. Но Дежнев дал слово не выслеживать. И вообще, это… неспортивно. Не по правилам. А Стасу нравился сам дух игры. Кубик Рубика можно разобрать на части и собрать правильно. Но какое от этого удовольствие?
Стас бесшумно прошел по коридорам родильного отделения и, невозмутимо кивнув, поднялся мимо бабульки-приемщицы. На родном этаже патологии была тишина. Стас аккуратно прикрыл за собой дверь, чтобы не привлекать внимание постовых медсестер. Прислушался. Тишина. До двери в кабинет УЗИ оставалось десять шагов. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Дежнев аккуратно нажал на дверь, и она подалась. К счастью, без скрипа. Надо же! Раньше он не обращал внимания на то, как открывается эта чертова дверь. Он вошел внутрь, прикрыл за собой кабинет и сделал несколько шагов вперед. Тихо. Пусто. Он ждет еще пять ударов сердца и идет смеяться вместе с Пипеткой над веселой шуткой.
