Глава 1
1432 год. Дворец архиепископа в Толедо. Испания
К назначенному часу во дворце у ворот Прощения собрались все десять епископов королевства. Архиепископ Кастилии Фернандо де Нойя, облаченный по сему случаю в расшитые золотом праздничные одежды из белого атласа и парчи, заметно выделялся на фоне своих подчиненных. Увенчанный высоким головным убором, украшенным россыпью драгоценных камней и символизирующим высшую духовную власть, де Нойя поглядывал на членов капитула гордо и не без высокомерия. Телохранители тенью следовали за своим господином, не выпуская его из виду ни на секунду.
Начало заседания капитула откладывалось – все ждали герцога Альваро де Луна, фаворита короля Хуана II. Опираясь на золотой посох, покрытый замысловатой инкрустацией, архиепископ величаво перемещался из одного конца зала в другой; в душе начиная потихоньку нервничать: где же герцог, почему он опаздывает?
Как раз в это время из ворот дворца Бану Ди Лнуна, находящегося неподалеку от резиденции архиепископа, четыре пажа вынесли, наконец, паланкин герцога. Альваро де Луна пребывал в дивном расположении духа, ибо только что покинул спальню ее величества королевы Марии Арагонской. Ловкий интриган и всеобщий любимец, герцог успел уже и переговорить с королем относительно предстоящего капитула, и навестить покои возлюбленной.
В последнее время, особенно после рождения наследника Энрике, Хуан Трастамара крайне редко баловал венценосную супругу визитами, решив, что свой долг перед троном и Кастилией он уже выполнил. Король от природы был ленив, физически слаб и чрезвычайно подвержен чужому влиянию (последние несколько лет – преимущественно влиянию герцога де Луна), поэтому, чтобы не обременять себя государственными делами, полностью переложил их на своих подданных.
…Церемониймейстер объявил, наконец, о прибытии герцога. Епископы оживились, а де Нойя облегченно вздохнул: раз король отправил своего фаворита на заседание капитула, значит, он всецело поддерживает стремление архиепископа укрепить кастильскую епархию и тем самым добиться ее независимости от Рима.
Два клирика, облаченные в красные одежды и такого же цвета шапочки, прикрывающие их тонзуры, подобострастно подхватили де Нойю под руки и помогли подняться по лестнице на специальный постамент, где того ожидало огромное позолоченное кресло – своего рода трон духовной власти. Усадив архиепископа, клирики аккуратно расправили многочисленные складки его пышных одежд и, приложившись поочередно к правой руке, скромно удалились на положенные им по статусу места.
Кресла, предназначенные для епископов, стояли полукругом подле трона де Нойя, и теперь архиепископ с высоты своего положения пристально разглядывал собравшихся. Ближе всех сидел молодой епископ Санчо де Ледесма, получивший сей сан (в придачу к одному из богатейших приходов королевства) сравнительно недавно. За этого подающего большие надежды молодого человека, истинного католика и блистательного теолога, похлопотали перед архиепископом весьма влиятельные придворные покровители, пообещав за содействие в продвижении их ставленника весьма солидную сумму. Де Нойя не смог устоять перед соблазном, благо никогда и не брезговал симонией, так что, почти не раздумывая, возложил на молодого священника, которому недавно исполнилось лишь двадцать лет, сан епископа…
В зал торжественно вошел герцог де Луна. Строгие темно-синие одежды, почти без украшений, выгодно оттеняли его аристократически бледное лицо. Герцог поприветствовал членов капитула легким поклоном, после чего приблизился к креслу архиепископа, преклонил колена и поцеловал главе кастильской церкви руку.
Де Нойя изобразил на своем лице подобие любезной улыбки:
– Рад видеть вас здесь, сын мой.
– Благословите меня, ваше преосвященство.
Архиепископ осенил герцога крестным знамением, тот в знак преданности и уважения еще раз приложился к его руке и лишь после этого занял свое место подле постамента. Де Нойя умышленно распорядился поставить кресло гостя так, чтобы епископы поняли: он глубоко ценит герцога, призванного выразить здесь мнение и чаяния самого короля.
Еще раз обведя цепким взглядом зал, архиепископ торжественно провозгласил:
– Итак, сего третьего дня месяца августа 6932 года от сотворения мира, волею Господа нашего открываю очередное Совещание капитула.
По залу пробежал одобрительный гул.
Де Нойя выдержал должную паузу и продолжил:
– Скажу прямо: как главу кастильской церкви, меня чрезвычайно беспокоит, что в последнее время в королевстве развелось слишком много морисков и марранов, продолжающих втайне исповедовать свои религии. Принятие же христианства они используют лишь в качестве своеобразного прикрытия ― для спасения собственных жизней!
По залу вновь прокатился гул одобрения. Герцог де Луна тотчас поднялся, поклонился архиепископу и всем собравшимся, важно развернул свиток, увенчанный королевской печатью, и начал читать:
– «Послание короля Хуана II Кастильского Священному капитулу! Данной мне королевской властью и сим посланием всецело поддерживаю участников Священного капитула и выражаю надежду, что решения, принятые ими, послужат укреплению христианской веры и отстаиванию истинной чистоты кастильской крови, ибо в противном случае королевство будет обречено. Выказываю также следующее напутствие: обложить морисков и марранов специальным налогом в пользу Короны и Святой Церкви и принять решительные меры по сокращению притока мавров и евреев из Арагона, Валенсии и ― особенно! ― Гранады…».
Послание короля не отличалось ни продолжительностью, ни витиеватостью фраз: герцогу и без того пришлось приложить немало усилий, дабы ленивый Хуан II соблаговолил продиктовать секретарю хотя бы эти несколько строк.
Члены капитула, не ведающие о сих тонкостях, отреагировали на пожелания короля бурным одобрением, в связи с чем даже приняли решение об ужесточении инквизиционного расследования: отныне оно позволяло применять регламентированные пытки к любому жителю Кастилии ― будь то безродный крестьянин или знатный гранд, мужчина или женщина, старик или ребенок. Для этого, по настоянию де Нойя, в Толедо решено было учредить Совет святой инквизиции, обладающий самостоятельным статусом и подчиняющийся непосредственно архиепископу. В дальнейшем же при монастырях доминиканцев и францисканцев по всей Кастилии надлежало обосноваться инквизиторам, наделенным отныне почти безграничными полномочиями: единолично назначать в отношении еретиков, как инквизиционные расследования, так и аутодафе.
