Книга Сова плавает баттерфляем - Мария Тович

26 марта. Вторник

Утром после смены Паша поднялся на этаж, где работали ребята из уголовного розыска.

Работа кипела вовсю: одни что-то шумно обсуждали, другие, не отрываясь от экранов компьютеров, долбили по клавиатуре. Саня Шаранов разговаривал по телефону, настойчиво убеждая кого-то ещё раз всё проверить, и попутно прихлёбывал горячий чай. Он заметил вошедшего Пашу, только когда закончил разговор.

– Чего? – нетерпеливо кивнул Саня ему.

– Вчера муж Миры из окна выпал.

– А… Ты опять про них, – Саня разочарованно вздохнул, показывая всем своим видом, что эта тема ему не интересна. – Да, бывает. Но я тебе уже говорил, что самоликвидаторы – не наш профиль.

– Он точно сам прыгнул?

– Чувак был пьяный, бутылку водки навернул. Может, случайно свалился… Может, не смог пережить потерю жены и ребёнка. Бывает. Не выдержал, бедняга.

Паша вспомнил равнодушный, даже неприязненный тон, каким Стас говорил о своей жене. Нет, он не был похож на убитого горем мужа. Скорее он злился на Миру. Так дети обижаются на игрушки, которые вдруг неожиданно ломаются в самый разгар игры. Паше не хотелось ставить себя на его место и представлять, как бы он справлялся с такой ситуацией. Что он может знать о чужой жизни? Стас ещё хорошо держался… сначала. Некоторые вот так копят в себе эмоции, а потом вешаются. Да и возраст такой. Сорокалетние мужики… сколько их вытащили из петель. Есть в городе один сквер, там, говорят, в девяностые годы стабильно раз в квартал приходилось снимать такой подарочек с дерева. И все – мужики средних лет, как на подбор.

– Понимаешь, Саня, тут не всё так просто, мне ведь вчера опять звонили незадолго до этого. Сообщили, что на Черёмуховой, пять, что-то случилось, просили приехать.

– Кто? Станислав этот?

– Нет, женщина.

– Хм, дай угадаю. Виталина? Паш, про твою сумасшедшую уже всё управление знает.

– Угадал, она так представилась. Но я не уверен, что это действительно была Виталина.

– Слушай, Паша, тебя кто-то разыгрывает, а ты ведёшься! – не выдержал Саня. – Не отвлекай! У меня тут два убоя и два износа за неделю. Ещё на свалке чьи-то руки нашли. Дел и так по горло. А ты со своими безумцами.

– Понимаешь, так много странного… – не сдавался Паша.

– Странного ничего нет. Несчастный случай – женщина и ребёнок погибли, мужик дёрнул с тринадцатого этажа. У него тоже причины, видимо, были. На кухне банку с какими-то таблетками нашли. Возможно, он ещё выбирал, как откинуться. Потом подумал: зря, что ли, на такую верхотуру забрался? И сиганул вниз. Надрался и решил, что больше ему на этом свете делать нечего. Такое БЫВАЕТ. И не нужно играть в супердетектива и искать белую кошку в белой комнате. – Саня отвернулся к столу и набрал номер на телефоне.

Паша понял, что их разговор окончен.

Домой решил добираться пешком, пройтись не спеша, подышать свежим воздухом, поразмышлять.

Действительно, может, он лишнего напридумывал? Зря искал зацепки там, где ничего сверхъестественного не произошло.

Снова посыпал снег. Он шёл мелкой острой крупкой, которая неприятно царапала щёки и лоб.

Мира, Стас, их маленький сын. Паша пытался понять, что же с ними происходило, если три жизни закончились так трагично? Наверное, он чего-то не заметил, не услышал в словах Миры, не угадал в интонации Стаса. Если бы он мог ещё раз поговорить с ними… А Виталина? Чья эта шутка? Наверное, Шаранов прав – пора забить на эти звонки и не думать.

Паша чувствовал себя дико одиноко. Никому, как оказалось, не было дела до погибших. А если бы он спрыгнул с моста? Оплакивал бы кто-нибудь его, скорбел, жалел? Один человек – точно.

Он не дошёл до машины шагов десять, развернулся и пошёл в сторону. Рядом с управлением, буквально через несколько дворов, жила его мать. Раньше Паша часто заходил к ней после смены. Она поила его компотом собственной закрутки из яблок и черноплодки. На скорую руку жарила блины или оладьи, а потом за круглым столом они делились новостями и активно их обсуждали. Ей всё было интересно – что читал, какие фильмы вышли, что нового в мире. Когда в жизни Паши появилась Катя, он стал реже навещать мать. Как-то всё не получалось: то Катьку куда-то нужно было отвезти, то её кота.

Антонина Сергеевна встретила сына в спортивном костюме и с полотенцем на плечах. В гостиной лежал гимнастический коврик, на экране компьютера изгибался в неестественной позе молодой йог.

– Паша! Проходи. А я тут новый комплекс асан скачала, – раскрасневшееся лицо матери засветилось от радости при виде сына, но, заметив устало опущенные плечи сына и потухшие глаза, она посерьёзнела. Поставила на паузу ролик, пристроила его куртку на вешалку и предложила бодрым тоном:

– Мой руки! Угощу тебя новым вареньем. А ты попробуешь угадать, из чего оно.

Антонина Сергеевна родила сына, когда ей было под сорок. Кем был Пашин отец, она никогда не рассказывала. Всегда отмалчивалась, считала, что плохо про отцов детям говорить нельзя, а хорошего, видимо, сказать было нечего. Со временем Паша свыкся с мыслью, что слово «папа» в его жизни отсутствует, но нельзя было утверждать, что он страдал от этого. Скорее присутствовал неудовлетворённый интерес, ребёнком ему хотелось узнать, как его родители познакомились, кем отец был, чем увлекался, какое блюдо любил… да много чего. Ответы на эти вопросы он так и не получил. Мама виртуозно обходила неудобную тему. Её энергии и задора хватало на то, чтобы маленький Паша не чувствовал, вернее, не успевал почувствовать даже крошечного приступа тоски. Она бродила с ним по лесу, зазывая смешным свистом белок, устраивала походы в театры и кино, учила с Пашей песни и мастерски рассказывала удивительные истории. А делать она это умела, проработав всю жизнь учителем истории.

– Садись, – Антонина Сергеевна поставила на матерчатую скатерть две разнокалиберные чашки с чаем. Паше – большую, синюю с нарисованным медведем, а себе – поменьше, с отбитой ручкой.

Да что ж она так? Паша покосился на сервант, мама называла его «горкой», – там, на стеклянной полочке пылился парадный сервиз «Мадонна», доставшийся от бабушки. Перламутровые чашки и блюдца поблескивали позолотой в долгом ожидании своей очереди. Паша не помнил, чтобы они когда-нибудь доставались.