Как жаль, что у Доменико не было сына, наследника, благодаря которому дом Торризи мог управляться и продолжать существовать. Это бы, по крайней мере, могло послужить ему утешением. Мариэтта теперь недоумевала, постоянно укоряя себя за то, что по какой-то непонятной теперь причине не стала допускать вторую беременность сразу же, как он вернулся из Санкт-Петербурга. Но разве ее измученное тело не нуждалось тогда в отдыхе, хотя бы в краткой передышке после той трагедии? А потом было уже поздно — Доменико бросили в тюрьму.
Мариэтта уже спускалась по ступенькам моста Палья, чтобы свернуть на Рива делья Скьявони, когда увидела капитана Зено. Он служил в тюремной охране. Как-то недели три назад он заходил к ней в магазин за масками для своих трех дочерей.
— Добрый день, синьора, — капитан, завидев ее, галантно поклонился ей. Не будь она красивой, элегантно одетой женщиной, он вряд ли смог выделить ее из остальной толпы прохожих.
Мариэтта, ответив на его приветствие, уже собиралась продолжить свой путь, но помедлила, решив, что этот человек мог сообщить ей какие-нибудь новости о Доменико.
— Ну как, понравились вашим малышкам маски, капитан?
— Очень понравились. Самая младшая уже успела свою малость подпортить, и скоро я приду купить для нее что-нибудь еще.
Мариэтта улыбнулась.
— Приходите, у нас есть кое-что новое. И захватите с собой испорченную маску, я вам ее обменяю на другую, причем бесплатно.
Синьор Савони стремился к тому, чтобы все его маски были качественными, — они должны выдерживать и неосторожное обращение.
— Тогда завтра я приведу свою дочь к вам в лавочку, синьора Торризи.
— Вот как! Вы знаете, как меня зовут? — удивилась Мариэтта. — Когда вы покупали маски, вы тогда виду не подали.
— Тогда мне подумалось, что вы приметесь расспрашивать меня о вашем муже, а я пытаюсь избегать подобных расспросов.
Явно разочарованная такой отповедью, она горестно улыбнулась.
— А я как раз хотела с вами именно об этом сейчас поговорить.
— Я, в общем-то, так сразу и подумал, — он плутовато улыбнулся. — Но тогда, как говорится, услуга за услугу.
— Полно вам, я все равно бы заменила маску.
— Верю, что это действительно так.
— Может, вы будете настолько любезны, что просто передадите моему мужу, что видели меня? Он был бы вам очень благодарен за это.
Взгляд капитана посуровел.
— Никаких благодарностей от предателя мне не надо. С ним запрещено разговаривать. Таковы мои убеждения.
— Я верю, что мой муж — невиновен! — отпарировала Мариэтта. — И если вы ничего не желаете сделать для него, то укажите мне хотя бы окно его камеры.
— Нет у него в камере никаких окон.
Мариэтта уставилась на него свирепым взглядом, в ее глазах стояли слезы.
— Лучше бы я с вами вообще не разговаривала на эту тему! Обрадовали меня, нечего сказать — нет окон!
Он долго смотрел ей вслед когда она торопливо пошла вдоль набережной. Огонь, да и только. Характер под стать цвету ее волос — и это не было проявлением иронии с его стороны.
Мариэтта не надеялась больше увидеть капитана Зено у себя в лавке, вряд ли его соблазнила перспектива заполучить бесплатно новую маску. Но он, однако, появился, причем не один, а в сопровождении всех трех дочерей. Она весьма холодно встретила его, но с девочками была очень любезна и приветлива, Когда она помогала примерить маску младшей из них, он без обиняков обратился к ней и, понизив голос, спросил:
— Вы бы не могли поручить их на время кому-нибудь из продавцов? Мне бы хотелось переговорить с вами с глазу на глаз.
Мариэтта очень внимательно посмотрела на него и жестом пригласила пройти за прилавок, туда, где находилась конторка. Войдя в маленькую комнатку, капитан Зено, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло. Мариэтта подвинула кресло и тоже последовала его примеру.
— Я слушаю вас, — сдержанно, стараясь не выдать охватившего ее волнения, произнесла она.
Он наклонился к ней.
— Я вчера заявил вам, что я никаких благодарностей от предателей не принимаю, но я согласен сделать кое-что для вас лично. Например, дать вам возможность побеседовать несколько минут с… одним заключенным, скажем так. И за это, — добавил он, секунду помедлив, — я попрошу вас об одной услуге.
— Сколько? — Мариэтта смотрела ему прямо в глаза. Нет, она не станет с ним торговаться.
Казалось, он даже опешил от такой прямоты и тут же нахмурился.
— Вы меня не так поняли, синьора, — сердито проворчал он. — Я — человек неподкупный. Мне от вас не деньги нужны.
Теперь настала очередь Мариэтты опешить.
— А чего же, в таком случае? — недоуменно спросила она.
— У моей старшей дочери есть к пению талант, но ей нужно поставить голос. Конечно, я бы с удовольствием оплатил бы ее учебу в Оспедале, но она ведь не сирота, вы же понимаете. О чем я вас хочу попросить, так это чтобы именно вы, «Пиетийский огонь», стали бы ее учительницей пения.
— А встречи с мужем будут проходить регулярно? Это возможно? — вопросом на вопрос ответила Мариэтта, желая выяснить, насколько сильно ему хотелось сделать из своей дочери примадонну, и если действительно сильно, то следовало бы поторговаться, прежде чем просто соглашаться без всяких оговорок.
— Нет, это невозможно. Я и так Бог знает, как рискую. Что я могу обещать и выполнять буду постоянно, так это раз в месяц передать ему письмецо.
— А как насчет того, чтобы и он мне их передавал?
— Раз в год.
— А если чаще? — Мариэтта была непреклонна.
Поколебавшись, он кивнул.
— А чаще — это значит, дважды в год.
Теперь она была готова согласиться.
— Обещаю вам, что сделаю из вашей дочери настоящую певицу, если только у нее голос и вправду хороший, как вы говорите, — ответила Мариэтта. — Но в обмен за это я должна остаться с мужем на целую ночь, причем охрана должна находиться в это время подальше. Кроме того, если у вас появится хоть малейшая возможность организовать повторный такой визит, вы даете мне слово, что вы и его организуете. Далее, если он когда-нибудь заболеет, вы мне обеспечиваете возможность ухаживать за ним.
По виду капитана Зено нетрудно было заключить, что он вот-вот взорвется, поскольку его лицо в мгновение ока уподобилось бураку.
— Нет, это невозможно! Это может стоить мне жизни! А у меня жена и семеро детей, синьора! И я должен их кормить и поить! Не заставляйте меня класть голову на плаху по вашей милости! Я и так страшно рискую.
Резко сдвинув кресло, он поднялся и уже собирался уйти, но Мариэтта не пошевелилась и так и осталась сидеть. Ее сердце отчаянно колотилось при мысли о том, что сейчас было поставлено на карту.
