Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
– Я – Корней Третьякович, – сурово представился нечесанный спаситель. – При теплице служу. Из полевых. Оформлен тепличным. Документы в порядке. Так что, гражданин инспектор, я в своем праве. А они бесчинствуют и меня гнобят.
Тришка открыл рот – да и закрыть позабыл.
– Не думал, что моя жалоба докуда следует дойдет. Я с полевым Викентием Ерофеевичем посылал, он обещался с заправки с кем-нито из автомобильных отправить. Добро пожаловать, вот, глядите, как живу, чем питаюсь. Гнилые зернышки, гражданин инспектор! Хозяйских помидоров не трогаю – уговор был не трогать. Корочки заплесневелой два года не видел! Хорошо, с кошкой Фроськой сговорился, я летом за котятами смотрел, она мне с хозяйского стола то сосиски кусок, то колбаски кружок принесет. Хлеба-то ей не давали! Что дадут – тем со мной и поделится. Теперь котят раздали, и опять я на гнилом пайке.
Тришка молча подивился тому, что тепличный сговорился с кошкой. Городские домовые с котами еще кое-как могли столковаться, а кошка – непонятлива, да и беспамятна, кстати говоря. Коли есть котята – так они одни на уме, на иное ума уже недостает. Нет котят – думает, как бы новых завести, других мыслей не держит, вот и все.
– Хозяйство показать? – спросил Корней Третьякович.
– Покажи, – дозволил Тришка.
– Да! Главное! Как тебя, гражданин инспектор, звать-величать?
– А Трифоном Орентьевичем.
– Будь так. И что, всех вас, инспекторов, так наряжают?
– Как наряжают? – удивился Тришка.
– Масть меняют, – уточнил тепличный.
Тут только Тришка вспомнил, что недавно пользовался хозяйским шампунем и сделал себе шерстку ненатурального красноватого цвета.
– Не всех, – туманно ответил он.
– Главных, что ли? – тепличный посмотрел на него с некоторым недоверием к его молодости, вздохнул и крякнул – время пришло безумное, к старости почтения, видать, вовсе не осталось, и домовой-молокосос уже может оказаться значительной шишкой.
– Не совсем.
– Ну-ну… Так вот, живу я убого. А они там, на усадьбе, барствуют! С хозяйского стола и сам Елпидифорка питается, и его баба, и весь штат – Провка, Ефимка, Игнашка, Никодимка, Маркушка, Тимошка!
– Куда столько? – удивился Тришка.
– Вот и я спрашиваю – куда? Провка, скажем, у них запечный. А Маркушка? Сарайным был, а в сарае жить не желает, ему дом подавай! Никодимку опять же, когда подрос, чтобы безместным не остался, в хозяйские автомобильные определили. Ну и что, занимается он техникой? Тоже все за печку норовит! Срамные картинки смотреть!
– Срамные картинки-то откуда? – строго спросил Тришка, предчувствуя и любопытную историю, и что тепличный сгорает от желания ее рассказать.
– А к хозяину из города за овощами приезжают, и автомобильный, Игнашка, их привозит. Продовольствием не берет, только деньгами, так Елпидифорка наладился у хозяина деньги воровать! Где рубль, а где и десять! А тот автомобильный и берет ворованное! Тьфу! Глаза б не глядели!
– Ишь, шустрый…
– А ты его знаешь? – догадался Корней Третьякович.
– Он меня сюда завез…
– Что завез – правильно сделал! И вообще Никишка далеко пойдет, потому что на верном пути! – тут же, без заминки, перешел от ругани к похвале тепличный. – Он деньги копит, чтобы жениться. Совсем еще недавно безместным был, теперь в автомобильные взяли, так он на этом не остановится! Он у подвального дочку сватать хочет! А как войдет через женитьбу в хорошую семью – так и выше поднимется! Он еще, увидишь, в хорошем доме домовым дедушкой станет!
– Дочку, у подвального? Так она же гуляет и выпивает!
– Кто тебе наплел? Девка смирная. Подвальный для нее хорошего жениха ищет, а она с Никишкой поладила. Я знаю, Никишка при мне с Тимошкой разговаривал, пока ящики грузили.
– Надо же… – пробормотал огорошенный Тришка.
Теперь его паническое бегство в багажнике явилось в совершенно ином свете…
* * *
Много чего любопытного нарассказал тепличный Тришке про своих недругов. Как нанимали тепличным – так сулили златые горы. Как приступил к работе – так кукиш под нос! А уходить обратно в полевые некуда… И безместным быть в такие годы – стыд и срам…
– Живут не хуже городских! – возмущался Корней Третьякович. – В тепле, сыты, при всех удобствах! Мне дважды в год чарка вина полагается – где та чарка? Сами выпивают! А я за место тепличного двадцать рублей дал! Сколько лет копил!.. По копеечке деньги у автозаправки подбирал!
Когда же он всерьез потребовал от Тришки решительных мер, вплоть до выселения Елпидифорки со двора, Тришка уже знал, как быть.
– Я ведь не по жалобе, – склонившись к мохнатому, с кисточкой, уху прошептал он. – Я по государственному делу.
– Ого?!?
Они сидели в теплице, в щели между деревянным столом для ящиков с зеленью и стеной, на щепках, под перевернутым ведром, сверху которого стояла картонная коробка с белым порошком. И тепличный взгромоздил щепки для гостя повыше, являя таким образом почтительность. Угощение же выставил нарочно жалкое – пусть гражданин инспектор попробует, потом не отплюется. Рядом с угощением лежала очередная жалоба – мелким почерком, на криво оторванном от края газеты квадрате.
– Мне нужен Молчок.
– Молчок? А кто таков?
– Чш-ш-ш…
История с женитьбой Никишки настолько Тришку обидела, что в нем проснулась совершенно неожиданная для выросшего на книжных полках домового хитрость.
– Вражина? – без голоса спросил тепличный.
– Вражина, – подтвердил Тришка.
– Так что же, Трифон Орентьевич, ты сюда только за тем Молчком и забрался?
– Мы его по всем закоулкам ищем, – как бы нехотя признался Тришка. – Коли чего знаешьо – говори.
– Он хотел было добавить, что старые сельские жители наверняка помнят, как Молчка подсаживать, и хорошо, что не успел.
– Беглый? Из острога?
Такого домысла Тришка не ожидал. Но кто его, Молчка, разберет! Может, и впрямь Молчки ныне только в острогах водятся?
– Он самый, – согласился Тришка.
– Стало быть, ловите, чтобы обратно возвернуть?
– Он много дел понаделать может, – туманно намекнул Тришка.
– А если кто покажет того Молчка – тому что?
Вопрос был разумный – жаль только, что ответа на него Тришка не имел.
– Награда будет? – допытывался тепличный.
– Ну… Это в зависимости…
– А какая?
– Соответственная! – неожиданно для себя заорал Тришка. И испугался – тепличный с ним бы одной левой управился.
Однако красноватая масть, недоступная сельскому жителю, внушила Корнею Третьяковичу несокрушимое и при необходимости перерастающее в страх почтение.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
