Книга Красное на красном - Вера Камша

Последние дни Эпинэ не находил себе места, и виной тому были «истинники», вернее, договор, который заключил с ними Альдо. Союзнички, побери их Чужой! Это было похуже сделки с гоганами, те хотя бы объяснили, чего хотят. Конечно, олларианцы у эсператистов в печенках сидят и давно, но воевать с ними — дело Эсперадора. Четыре сотни лет Святой Престол терпел еретиков, а наследников Раканов держал впроголодь, а тут на тебе! Иноходец, в отличие от Альдо, родился и вырос в Талиге и, хоть и почитался сорвиголовой, иногда этой самой головой думал. Люди Чести могут сколь угодно проклинать узурпаторов, сила на стороне Сильвестра и Олларов, а народу, народу все равно.

Робер никогда не забудет жаркое лето, пыльные дороги, тучи мух над головой и чувство бессилия. Эгмонт рассчитывал поднять север и северо-запад, но крестьяне продолжали копаться в земле, а ремесленники тачать сапоги. Их не волновало ни кто сидит на троне, ни как называется столица, а до богословских тонкостей им и вовсе не было дела. Хотя чего ждать от хамов, ведь даже ему, Роберу Эпинэ, все равно, в каких тряпках ходят монахи и непогрешим ли Эсперадор. Если непогрешим, то Клемент, идя против главы церкви, сам становится сосудом Врага.

Маленький магнус был неприятным, непонятным и опасным, куда более опасным, чем Енниоль, который Роберу чем-то нравился. Возможно, тем, что начал разговор с ужина. Может, гоган и врал, а может — и нет, но Клемент темнил без всяких «по-видимому», а Альдо дал ему слово. Как в той сказке, где демон просит то, что сам про себя не знаешь. Чего же такого не знает о себе Альдо Ракан? Почему четыреста лет о старой династии никто не вспоминал, а тут два горошка на ложку?!

Раздумья никогда не были сильной стороной Иноходца, но махнуть рукой на противные мысли не получалось. Видимо, умственное напряжение изрядно омрачило чело Робера, потому что ворвавшийся к своему маршалу Альдо первым делом осведомился, не болят ли у того зубы.

Принц горел желанием немедленно отправиться на конскую ярмарку, но был готов по дороге отвести страждущего друга к зубодеру. Эпинэ попробовал отшутиться, но потом вывалил на будущего короля свои опасения, которые не произвели на Ракана ни малейшего впечатления. Альдо засмеялся и хлопнул друга по плечу.

— Все в порядке, эр маршал. Мы будем, как тот козленок, что проскочил между львом и крокодилом, пока те дрались. Если честно, я немножко боялся гоганов, уж слишком мало они хотели, зато теперь мы на них, если что, орден спустим.

— Я не поклонник Эсператии, — покачал головой Иноходец, — но про тех, кто обещает двоим одно и лжет обоим, там правильно сказано.

— Робер, — скорчил рожу принц, — с чего ты взял, что я лгу? То, чего они просят, они получат, беды-то. Меньше Нохского монастыря мне нужна только Гальтара, а старые цацки пусть ищут и делят сами. Но если «куницы» и «крысы» вместо пальца захотят руку оттяпать, я их натравлю друг на друга. Вот и все. Свое слово я сдержу, если, разумеется, стану королем, но сесть себе на голову не позволю.

— Ты бы хоть Матильде рассказал, — пробурчал, сдаваясь, Эпинэ.

— Нельзя. Я дал слово, а потом ты же ее знаешь, как пить дать проболтается. На того же Хогберда разозлится и брякнет. Если что-то начнет получаться, я все расскажу, а нет — и не нужно. А ну их всех к закатным тварям. Мы идем или нет?

— Идем, вестимо. Может, за Матильдой зайдем? Она плохого не посоветует.

— Нет, — покачал головой Альдо, — Мне надоело быть внуком «великолепной Матильды». Королю коня выберет его маршал.

— Как будет угодно Его Величеству, — засмеялся Робер.

Иноходец Эпинэ никогда не страдал тщеславием, но признание его познаний по конской части не могло не радовать — лошади и все, с ними связанное, было единственным, в чем Робер проявлял немыслимое терпение. Он трижды обошел конский рынок, приглядываясь к выставленным скакунам, облюбовал шестерых и пошел по четвертому кругу, по очереди осматривая претендентов. Глаз и чутье будущего маршала не обманули — лучшим, по крайней мере для Альдо, оказался гнедой трехлетка каимской породы — среднего роста, длинный, стройный, он прямо-таки был создан для принца. Гнедой не был ни щекотливым, ни тугоуздым и казался спокойным, это обнадеживало.

Альдо был чудесным парнем, но наездник из него, на взгляд Иноходца, получился посредственный. В седле принц держался крепко, но руки у него были дубовые, и он не чувствовал лошадиного рта, без чего, по глубокому убеждению Робера, ни одной приличной лошади не выездишь. К несчастью, сам Ракан ставил свое мастерство очень высоко, полагая главным достоинством всадника уменье гонять сломя голову и не мытьем, так катаньем заставлять коней подчиниться. Робер боялся, что рано или поздно Альдо нарвется, но поделать ничего не мог, разве что выбрать другу лошадь без вывертов.