Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
И все же зачем кому-то участвовать в групповом конфликте, если это так опасно? Казалось бы, это противоречит требованию максимизации эволюционной приспособленности, так что склонность к воинственному энтузиазму должна быть куда менее успешной с точки зрения передачи генов, чем склонность к трусливому бегству. Но все обстоит не так, если взглянуть на дело с точки зрения затрат и выгод. С точки зрения затрат рейды для агрессора менее опасны, чем организованные сражения. Выгоды же, которые в межплеменных войнах часто подразумевают похищение и обращение в рабство представителей другой группы, могут перевешивать вероятность серьезного ранения или смерти. Иными словами, невысокая в среднем вероятность смерти может быть сброшена со счетов в сравнении с потенциальным значительным приростом престижа, власти и возможности производить потомство. Вот почему, как отмечают Джон Туби и Леда Космидес, на военные операции распространяется молчаливый «общественный договор». Даже если расплата неизбежна, необходимо, чтобы оставалось непредсказуемым, кому именно предстоит расплачиваться, то есть кто может погибнуть или получить серьезное ранение. С другой стороны, выгода в случае успеха должна быть точно определена, иначе люди часто отказываются участвовать в рейде[106].
Долгая история примитивных войн открывает смысл загадочных черт современных конфликтов. Люди прекрасно умеют анализировать затраты и выгоды, что и делает примитивные войны возможными. Ни членам уличных банд, ни участникам межэтнических столкновений не нужно изучать социальные науки, чтобы ясно понимать преимущества, которые дает им насилие над мирным населением. Они интуитивно понимают мощь зловещих сигналов и эффективность упреждающих ударов. Они понимают, что мужчин и женщин нельзя в одинаковой степени рекрутировать для участия в боях и что к ним нельзя относиться одинаково. Гражданские войны и этнические конфликты принимают предсказуемые и трагические формы, потому что в них вовлечены люди с очень схожей готовностью к групповой агрессии.
Распознавание разнообразия
К счастью, большинство современных обществ далеки от ужасов этнических столкновений и гражданской войны. Люди разной этнической или расовой принадлежности могут сосуществовать бок о бок, не формируя групп, то есть структур, имеющих внутреннюю организацию и общие цели. Это не означает полного исчезновения этнической принадлежности, этнических сигналов или приверженности группе. Во многих странах миграции приводят не к неизбежной интеграции мигрантов с коренным населением или ассимиляции, а к усилению чувства общинной идентичности и этнического разграничения. В современных многонациональных городах возникает психологически новая ситуация, когда стороннему наблюдателю легко определить, что конкретные люди относятся к некой этнической общности, при этом они не живут компактно на «своих» территориях и степень их приверженности группе остается неясной.
К чему это может привести? Возникает искушение считать – и традиционная социология подтвердила бы это, – что все зависит от стереотипов, сложившихся по отношению к различным группам, обусловленных приверженностью определенной системе политических взглядов. Кажется очевидным, что стереотипное представление о какой-то общности как о ленивых или агрессивных людях будет сказываться на взаимодействии с ними. И действительно, имеются некоторые подтверждения, что стереотипы производят такой эффект. Поэтому многие социальные психологи приходили к выводу, что взаимодействие с другими людьми связано с вертикальной обработкой информации в направлении сверху вниз, то есть от изначальных ожиданий и представлений. Но в действительности взаимодействие организовано сложнее, и это наводит на мысль, что человеческий разум куда лучше обрабатывает информацию, чем считалось прежде.
К примеру, мы знаем, что интуитивные представления о членах определенной группы как о коалиционных соперниках часто не столько порождены нашими стереотипами, сколько запускают их[107]. Кроме того, когда у людей одновременно имеется стереотипное представление о человеке как о представителе определенной категории и конкретная информация о нем же, последняя обычно более важна. Другими словами, стереотипное представление о шумных пьяницах-ирландцах на деле не мешает людям замечать среди знакомых им ирландцев как и горлопанов и пьяниц, так и тихих трезвенников. Стереотипы часто отбрасывают, если они мешают эффективной навигации в социальном мире[108].
Итак, не надо думать, что все происходящее в таком неоднородном современном мире определяется только политикой и идеологией. Как показывают исследования стереотипов и индивидуальной информации, взаимодействие между группами может определяться более скромными факторами, так как наши когнитивные системы получают информацию в ходе прямых контактов с социальным миром.
Обсудим это. В современных жизненных обстоятельствах мы сталкиваемся с большим количеством людей (очевидно, из разных этнических групп) и вступаем с ними в разнообразные социальные взаимоотношения: делим свободное пространство в автобусе, работаем вместе – словом, участвуем в огромном множестве коллективных действий. Как эти разнообразные контакты, эти микроэпизоды социального взаимодействия влияют на имеющиеся у нас ментальные образы категорий и групп?
Влияние повторяющихся межличностных контактов на нашу психику слабо изучено, в основном потому что сделать это очень трудно. Это влияние может сильно различаться в зависимости от обстоятельств, в которых находится человек, что еще больше затрудняет изучение. Вдобавок мы по большей части не осознаем эти эффекты, поэтому исследователю недостаточно просто спрашивать людей о том, как они воспринимают социальное окружение. И в то же время мы должны сосредоточиться на этих микропроцессах, потому что они критически важны для понимания динамики современного этнического разнообразия. Конечно, это в значительной мере умозрительное суждение, поскольку исследований такого рода пока очень мало. Но есть причины полагать, что на представления о группах влияют качество и частота контактов с другими этносами, что в сумме можно назвать экологией современного этнического разнообразия.
Система распознавания союзов, вероятно, собирает информацию о присутствии в нашем социальном окружении людей, которые могут принадлежать к различным коалициям. Частично эта информация состоит из таких характеристик, как акцент или внешность, которые указывают на происхождение или принадлежность к этническому сообществу. Она также включает сигналы, например такие этнические маркеры, как одежда, татуировки, религиозные символы и т. д. В городах люди, вероятно, будут собирать сведения об относительном размере, численности этнических групп. Вероятно, это основано на том, что, как известно, некоторые отделы человеческого мозга автоматически и в основном неосознанно производят статистический анализ окружающей среды. Собиратели просроченных и несъеденных продуктов («фриганы»), десятки и сотни раз осматривая мусорные баки у магазинов и ресторанов, оценивают частоту, с которой в разных местах можно бесплатно раздобыть еду. Покупатели узнают и сравнивают цены в разных магазинах. Водители вычисляют, в котором часу и в каком квартале найдутся свободные парковочные места. На основе автоматической статистической оценки множества эпизодов складываются ожидания. Это примеры естественной выборки, род интуитивных статистических расчетов, легко осуществляемых разумом[109]. Можно предположить, что такие же расчеты ведутся по отношению к этническим общностям. Каждый день множество людей по всему миру бессознательно статистически оценивают членов других этнических категорий.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
