Коул пристально наблюдал за ней и с облегчением отметил, что она не огорчилась при известии о гибели Сэна.
— Почему ты вышла за него замуж?
— Я не любила его, если ты спрашиваешь об этом, — с легкой гримаской ответила Кэтрин.
— Но послушать тебя, он был самым красивым мужчиной на свете. Даже ангелы не могли сравниться с ним красотой. Кэтрин улыбнулась его ревнивым словам.
— Да, он был красив, но, по правде говоря, почти так же глуп, как его сестра. Его интересовали только четвероногие. Сомневаюсь, чтобы он освоил хотя бы курс начальной школы.
— И все же ты вышла за него.
— Если бы я отказалась, он уволил бы мою мать. Да к тому же говорю тебе брак был недействителен.
— Ваш брак был настоящим, — тихо сказал Коул. — Та девушка в баре обманула тебя.
— Но этого не может быть! Я обвинила Сэна в том, что он все подстроил, и он ничего не отрицал.
— Возможно, ему не понравилось, что ты назвала его лжецом, и сказал это тебе назло. Мы, мужчины, не любим, когда на нас набрасываются с обвинениями. — Он улыбнулся, вспомнив судебное разбирательство.
Неожиданно Кэтрин выпрямилась.
— Но если брак был настоящим, то Джереми теперь…
— Точно так. Джереми — законный владелец земель О'Конноров.
Несколько минут Кэтрин сидела молча, растерянно моргая.
— Тогда кто же нас разыскивает? Тетка Сэна? Я никогда не встречала более ядовитой женщины. Она была старше отца Сэна и постоянно твердила, что, родись она мужчиной, все владения достались бы ей, а не брату. — Кэтрин усмехнулась. — Конечно, некоторые говорили, что эта женщина и есть самый настоящий мужчина, во всяком, случае, гораздо в большей степени, чем отец Сэна.
— И что ты теперь будешь делать? — спросил Коул.
— Не знаю. А кому и где я должна заявить, что владения О'Конноров принадлежат моему сыну?
— Об этом не беспокойся, я помогу тебе. Кэтрин одолевали тысячи мыслей. Если они с Джереми вернутся в Ирландию и останутся там жить, она больше никогда не увидит Коула. Но разве можно отказываться от такого будущего для своего сына?
Она просто не поверила себе, когда Коул начал смеяться и, схватив ее в охапку, прижался лицом к ее шее.
— Интересно, что во мне такого смешного? — строго спросила она.
— Просто я насквозь тебя вижу, — смеясь, ответил он. — И мне приятно, что я каким-то образом присутствую в твоих мыслях.
— Ну, если это понимаешь, в чем проблема, то почему смеешься?
— Кэтрин, любимая, я позабочусь о тебе.
— Я сама могу о себе позаботиться, — рассердилась она, пытаясь вырваться от него, правда, без особого успеха.
— Да, я вижу, что ты можешь о себе позаботиться. Ты, Джереми, а теперь и мой сын голодаете. И до самого последнего времени за вами охотилась полиция.
— Что значит — до последнего времени?
— То, что теперь тебе ничто не грозит. Я заставил судью подписать бумаги, подтверждающие твою невиновность.
— И как тебе удалось это сделать? — удивленно спросила Кэтрин. — Ты заплатил ему?
— Нет, я предъявил ему полдюжины свидетелей, которые рассказали, как в действительности обстояло дело. Судья понял, что ты — несчастная жертва жестокой ревности и жадности.
— Но эти объявления…
— Их больше не будет. Может быть, где-нибудь они еще и остались, но большая часть их уничтожена. А теперь, может быть, послушаешь мои планы на будущее?
Кэтрин собиралась сказать, что намерена сама планировать свое будущее, но у нее уже не было сил возражать. Последние шесть месяцев, которые прошли в постоянной борьбе за выживание, истощили ее силы. И она прекрасно понимала, что беременной женщине невозможно найти работу.
— Мы поженимся, — сказал Коул и сделал паузу, ожидая, что она начнет протестовать. Но она молчала, и он продолжил:
— А потом поедем в Ледженд и отпразднуем Рождество.
— Рождество? В середине лета?
— Мы с Захарией решили не праздновать его без вас с Джереми, поэтому елка, рождественские украшения и подарки остались в том же виде, как ты оставила их.
— О Боже, — выдохнула Кэтрин. — Но елка уже, наверное…
— Прекрасно себя чувствует. Ведь ты не позволила ее спилить, а велела выкопать и посадить в горшок вместе с землей. Похоже, ей понравилось жить в помещении. В последнем письме Захария сообщил, что им пришлось вывести верхушку в окно, иначе она пробила бы крышу. Половина колокольчиков, которые ты с детьми повесила на нее, вросла в древесину. Когда мы снова пересадим ее на улицу, она станет местной достопримечательностью.
Кэтрин не удержалась от смеха.
Обхватив ее крепче, Коул продолжал делиться своими планами:
— Я имел долгую беседу со своей бабушкой Руфью, она собирается вернуться в Ледженд на несколько лет, чтобы постепенно закрыть город.
— Не понимаю, как можно закрыть город.
— Лучше делать это постепенно, не дожидаясь, когда в один прекрасный день в шахтах не останется руды. Она собирается подыскать людям работу в других местах.
— Но…
— Зачем ей это надо? — догадался Коул. — У моей бабушки очень своеобразное отношение к этому городу.
— Впрочем, как и у тебя.
— Да, наверное, так. У меня всегда было такое чувство, что я обязан чем-то этому городу. И бабушка думает так же, поэтому она решила взять на себя часть моей работы.
— А чем будешь заниматься ты? — после некоторого колебания спросила Кэтрин.
— Поеду вместе с Захарией в Ирландию и буду там жить вместе с вами. — Он произнес это как само собой разумеющееся. — Кто-то должен научить мальчика управлять поместьем, и сомневаюсь, чтобы этим хотела заняться его тетя. К тому же, принимая во внимание ее наклонности, я опасаюсь, что она как-нибудь подрежет подпругу у лошади Джереми и он сломает себе шею.
Кэтрин в ужасе всплеснула руками.
— Тогда я не могу…
— Нет, можешь, — перебил ее Коул. Он повернул Кэтрин к себе лицом и заглянул в глаза. — Вместе мы можем с тобой все, — тихо добавил он, приближая губы к ее губам. — Позволь мне заботиться о тебе, Кэтрин. Пожалуйста. Позволь мне оберегать вас с Джереми, а ты, в свою очередь, можешь заботиться о нас с Захарией. Ты нужна нам. Очень нужна. Так ты позволишь нам заботиться о тебе? — Он улыбнулся. — И об этом ребенке. Ты позволишь мне заботиться о нем?
— О ней, — ответила Кэтрин, тоже улыбаясь. — Я думаю, это она.
— Мне все равно, кто это будет, — сказал Коул, целуя ее, и больше уже не задавал никаких вопросов.
Где-то посреди ночи ему показалось, что Кэтрин сказала «да», но он не был уверен, что ему не послышалось.