Глава 1. ИГРА
В мягкой фиолетовой полутьме ее лицо словно светилось изнутри розовым светом, и необычным казался его овал в черной волне ощутимо тяжелых волос. Странным было лицо, безжизненным, одно выражение застыло на нем - безнадежность. Может быть, темнота гляз скрывала и боль ее, и слезы, но слова были резкими, твердыми и беспощадно чужими. Жестокие слова, от которых замерло движение в воздухе и повеяло холодом… И Филипп сказал почти равнодушно, чтобы прервать этот разговор, чтобы ей было легче - он еще не понимал до конца, не хотел понимать, что она уходит,- чтобы тяжесть вины - да и была ли она виновата? - легла на двоих:
– Хорошо, не будем больше об этом.
Аларика облегченно вздохнула, вскинула голову и снова опустила, теперь уже виноватым движением. И было в этом жесте то, чего больше всего не понимал Филипп, - неуверенность. Непонятный получался разговор: говорила она прямо и энергично, но неуверенными выглядели жесты, неуверенностью веяло от всей ее отрывочной речи.
Молчание заполнило комнату: она не знала, что делать дальше, он пытался понять, почему оказался в таком положении. Почему? Десять лет детской дружбы, десятки ссор и примирений с помощью друзей - оба упрямы и горды, - и любовь… Любовь ли? Может, не было любви?
– Прости,- сказал он, с трудом шевеля губами.- Я, наверное, от природы инфантилен и не могу понять, что происходит. Объясни мне, наконец, это что, так серьезно?
Аларика судорожно кивнула. На слова не хватало сил, а еще она боялась, что решимость ее угаснет совсем и эта агония их любви, которой он не хочет замечать, продлится еще долго, долго…
– Я тебя всегда понимал с трудом,- продолжал Филипп, все еще на что-то надеясь.- Наверное, я слишком медленно взрослею. И все же… вот ведь парадокс - я тебе не верю!
Он подождал несколько секунд, всматриваясь в ее лицо, ставшее вдруг чужим и далеким, и рывком выбросил свое сильное тело из кресла.
– Что ж, прощай. Что еще говорят в таких случаях? Желаю удачи и счастья.
Прошагал до двери, оглянулся, ничего не увидев, и вышел. И только за сомкнувшейся дверью ощутил в груди странную сосущую пустоту, холодную, как ледяной грот, и понял, что это действительно серьезно, серьезней не бывает, и ему до боли в груди захотелось броситься назад, стать на колени и пусть даже не видеть ее, только чувствовать рядом, ощущать ее тепло, дыхание… Но вернуться было уже невозможно, стена там выросла, толстая стена из двух слов: "Люблю другого… Люблю другого! Люблю другого!!" Когда она успела? И кто он, покоривший доселе независимый ее характер? Или это всего-навсего слова, проверка чувства?.. Нет, не может быть! Так жестоко шутить она не способна. Значит, на самом деле существует этот третий, замкнувший тривиальный треугольник! И не поможет никто. Никто! Потому что это, наверное, единственный случай, не подвластный даже аварийно-спасательной службе, когда - человек, помоги себе сам!
Кто-то прошел по коридору. Филипп открыл глаза…
Филипп открыл глаза и виновато улыбнулся, все еще пребывая во власти воспоминаний. Рядом с пультом вычислителя стоял Травицкий и смотрел на развернутый объем мыслепроектора, перебирая на груди пухленькие пальчики. Метровый куб проектора был заткан цветами, и в его глубине в раствор стационарной ТФ-антенны было вписано лицо Аларики.
