Большинство из нас убеждены, что для этого в первую очередь следует вглядеться в свой внутренний мир, найти себя и уж потом решить, чего мы хотим. Мы взвешиваем, какая профессия лучше всего сочетается с нашим характером и наклонностями. Представляем, какими качествами должен обладать наш партнер. И полагаем, что, если найдем все это – истинное «я», призвание и вторую половинку, – жизнь сложится благополучно. Что, лишь лелея это «я», мы добьемся счастья, процветания и исполнения всех желаний.
Не все знают, что формула успеха была такой не всегда. Она восходит к шестнадцатому веку, когда французский богослов Жан Кальвин выдвинул концепцию предопределения, избранности и «замысла Господнего», во исполнение коего сотворены все живые существа. Кальвинисты отвергали ритуал, считая его пустой, изжившей себя формальностью, и ратовали за искреннюю веру в высшее божество. Сегодня мы давно уже не рассуждаем в категориях избранности и предопределения, а некоторые из нас и в Бога не верят. Однако наш теперешний ход мыслей во многом остается наследием раннего протестантизма.
Сегодня многие верят, что каждый обязан быть уникальной и глубоко себя познавшей личностью. Мы стремимся к подлинности, ищем истину, пусть уже не в высшем божестве, а в себе самих. Однако наша цель прежняя – стать тем, кем нам было «предназначено».
Но что, если эти представления, призванные вроде бы помогать нам, на самом деле нас только ограничивают?
Слово «философия» многих пугает и отталкивает – сразу представляется что-то абстрактное, а порой неприменимое практически. Но преимущество философских систем, о которых пойдет речь в этой книге, в том, что они иллюстрируют свои тезисы простыми и осязаемыми примерами из повседневности. Ибо китайские мудрецы полагали: большие перемены и счастливая жизнь начинаются именно с будничных мелочей.
Мы надеемся, что вы позволите этим философам поставить под сомнение некоторые из ваших самых заветных убеждений. Что-то из их идей ясно на интуитивном уровне, что-то потребует известных усилий. Мы не ждем, что вы согласитесь со всем, что прочтете. Но само знакомство с концепциями, столь непохожими на наши, позволяет понять, что наши представления о правильной жизни – всего лишь один из множества возможных вариантов. Осознав это, вы уже не сумеете жить как прежде.
1
Век самонадеянности
Сегодня общепринятое представление о прошлом выглядит примерно так. До девятнадцатого столетия люди жили в так называемых традиционных обществах, где им постоянно указывали, что делать. Социальный строй решал их судьбу: родился крестьянином – навсегда останешься крестьянином; родился аристократом – аристократом и умрешь. От семьи, в которой человек появлялся на свет, зависело, сколько денег и власти у него будет, а значит, его жизненный путь оказывался определен с самого рождения.
Но все изменилось: в девятнадцатом веке европейцы наконец вырвались на волю. Мы впервые осознали: каждый из нас – отдельная разумная личность. Мы сами можем принимать решения и распоряжаться своей жизнью. Будучи существами рациональными, мы способны построить мир беспрецедентных возможностей. День, когда мы это поняли, стал первым днем современности.
Впрочем, вырваться сумели не все. Другие культуры, как нам кажется, отстали. Многие видят в классическом Китае яркий пример традиционного общества, где каждый обязан исполнять строго определенную социальную роль, чтобы не нарушать упорядоченной иерархии.
Получается, у такого общества нам учиться нечему.
Правда, иногда подобное понимание традиционного уклада в целом и Китая в частности приобретает романтический флер: «Не в пример нам, отчужденным даже друг от друга, люди традиционной культуры стремились к гармонии с космосом. Мы вырвались из естественного мира и норовим укротить его и подчинить себе, а они старались жить в соответствии с законами и ритмами природы».
Но и от этого сентиментального взгляда на традицию прока тоже немного. Он лишь дополняет общепринятое мнение ностальгическими этюдами. Мы можем подойти в музее к египетской мумии и подумать: «Занятно». Древнекитайский артефакт? «Необычно». Посмотреть, конечно, интересно, но вернуться в то время – в мир, который олицетворяют эти экспонаты, – что-то не тянет. Нам незачем жить в традиционных обществах и чему-то учиться у людей древности, таких несовременных. Ведь это мы, а не они наконец поняли, что к чему.
Однако, как мы вскоре выясним, многие из наших стереотипных представлений о «традиционном» укладе глубоко ошибочны. И прошлое может многому нас научить.
Наше представление о прошлом опасно не только тем, что из-за него мы отвергаем огромный отрезок истории как устаревший и ненужный. Страшно, что мы верим, будто лишь современному человеку удалось стать хозяином своей жизни, и потому главенствующие идеи современности являются единственно верными.
На самом же деле концепций, в которых человеку отводится роль творца собственной судьбы, великое множество. Осознав это, мы увидим, что «современность» – всего лишь одно из возможных мировоззрений, обусловленное местом и временем. Нам откроется целая вселенная мысли – и поставит под сомнение кое-какие из дорогих нашему сердцу мифов.
Миф: Мы живем в эпоху невиданной свободы
Большинство из нас полагает, что мы, в отличие от предков, по сути свободны. После того как в девятнадцатом веке Запад порвал с традиционным укладом, мы наконец-то получили возможность наводить в мире свои порядки. Два столетия мы провели в схватке соперничающих идеологий: социализма, фашизма, коммунизма и демократического капитализма. А когда все эти идеи (кроме одной) в целом себя дискредитировали, наступил «конец истории». После падения Берлинской стены в 1989 году неолиберализм как будто завоевал право называться единственно верной моделью мирового устройства – такой, при которой люди лучше всего живут и развиваются.
Но как в таком случае быть с самодовольством, унынием и тревогой, охватившими развитые страны? Нам твердят, что упорный труд ведет к успеху, однако пропасть между богатыми и бедными растет с пугающей скоростью, а социальные лифты работают все хуже. Мы окружили себя всевозможными удивительными устройствами, достигли беспрецедентных успехов в медицине – и в то же время спровоцировали чудовищные экологические и гуманитарные кризисы. За несколько десятилетий наш оптимизм испарился. Былой веры в правильность избранного пути уже нет.
Так во многом ли мы разобрались? Будут ли историки, оглядываясь на нашу эпоху, называть ее эпохой процветания, равенства, свободы и счастья? Или же назовут начало двадцать первого столетия эпохой самонадеянности – временем, когда люди были несчастливы и разочарованы; когда на них обрушивались кризисы, а они ничего не могли поделать, потому что не видели реальной альтернативы?
Между тем китайские философы ее предлагают. Но это не стройные идеологические системы, претендующие, скажем, на альтернативу демократии, а парадоксальные мысли о нашем «я» и его месте в мире. Причем многие из них развились как раз в противовес идее единого, «правильного» мировоззрения, в соответствии с которым нужно строить жизнь.
