Книга Руководство к действию на ближайшие дни - Йоав Блум

Мама дорогая, какая странная приемная!

То, на чем он сидел, – те, кто здесь работал, почему-то настойчиво называли это диваном (например, говорили: «Подождите здесь, на диване, через пару минут я освобожусь и подойду») – издавало скрип, стоило Бену лишь пошевелиться или даже просто глубоко вздохнуть. Предчувствие говорило ему, что, если он сдвинется вправо сантиметров на двадцать, его задница окажется, по крайней мере, на обивке, но он боялся, что диван издаст слишком громкий вопль, – и тогда немедленно на защиту к нему прибежит чувак с оружием, не дав ему даже рта раскрыть, чтобы объясниться.

Вообще, обстановка производила впечатление полного хаоса. Сбоку стоял книжный шкаф – в нем было сложено огромное количество вещей, которые вовсе не были книгами. Абажуры, например, или небольшие скопления предметов, похожих на пергаментные свитки.

Одна стена – зеленоватая, а та, что напротив него, – кремовая. От стены до стены – толстый, узкий и длинный ковер – дикая мешанина давно выцветших красок, которая выглядела как глубокий психоделический трип. На ковре – низкий столик, и на нем – набитая опилками голова леопарда, которая когда-то, судя по всему, висела на стене, рядом – пергаменты. Казалось, что леопард проиграл в покер и все еще воет от досады, хотя игра закончилась уже несколько лет назад.

Бен задумался: кому пришло в голову притащить голову леопарда в приемную адвоката? Да и ковер… Некоторые вещи невозможно понять, если не проникнешь в голову к тому, кто их сделал. Больше всего Бена изумляло огромное, как на заводе, окно, из которого мог бы открываться панорамный вид на город, располагайся кабинет этаже на пятидесятом, но здесь, на четвертом этаже и с этой стороны, из него открывался вид разве что на многообразие водяных баков на крышах Гивъатаима[1].

Солнце уже садилось в море, и водяные баки жадно глотали последние его лучи.

Обычно в это время он задумчиво брел к дому. На пути, который отделял одиночество на работе от одиночества дома, Бен мог отвлечься от своих мыслей, сосредоточиться на том, как он идет, не наступать на стыки тротуарных плиток – и не потому, что это важно, а потому, что так интереснее. Просто чтобы снять напряжение и не совершить какой-нибудь непоправимой ошибки.

Дорога обычно занимала семнадцать минут: от двадцати четырех до двадцати пяти тысяч шагов. Естественно, в дождливые дни – или когда он нервничал и шел быстрее – число было другим. Например, если он уходил с работы попозже, то до дома шел слишком широкими шагами – и тогда их было всего двадцать три тысячи.

Бен снова убедился, что сумка лежит как надо, – он поставил ее на пол между ногами.

В сумке было полно бумаг, которые давно пора выкинуть, и разных книг, которые нужно прочесть, чтобы добавить всяких подробностей в позавчерашний репортаж. Рядом с распечаткой текста о том, как где-то ждут международную группу спасателей, лежали сломанный маленький калькулятор, кусочки пазла – поди знай, что это – части неба или воды, – обертки жвачки, пастилки, старые монеты, просроченный баллончик слезоточивого газа, пакет соевого молока, который чудом еще не порвался, и несколько журналов, свернутых трубкой, причем максимально неумело.

А, и еще маленький нетбук, на диске которого – почти вся жизнь Бена. Он всегда верил в резервные копии – просто ему ни разу не удалось претворить в жизнь эту веру.

Дверь около дивана распахнулась – и на пороге возник женский силуэт.

Это была молодая девушка, с блестящими, черными, коротко стриженными волосами, одетая в синие джинсы и облегающую черную блузку. В одной руке у нее была бутылка виски, другой она запихивала в задний карман джинсов конверт. Она равнодушно скользнула глазами по Бену и его дивану и, перед тем как выйти из приемной, еще раз обернулась на прощанье, изобразила улыбку уголками губ и закрыла за собой дверь.

Из-за двери, откуда только что выскочила девушка, высунулась седеющая и лысеющая голова.

– Пожалуйста, входите, господин Шварцман, – сказала голова и снова исчезла.

Бен медленно встал с дивана (который издал обиженный скрип) и взял с пола свою сумку.

Он одернул футболку, провел пальцами по волосам. Не потому, что решил привести себя в порядок перед встречей. Он вообще не понимал, зачем он здесь находится. Это была просто привычка: после этой небольшой процедуры он меньше нервничал.

Непонятных и непредсказуемых встреч он не любил.

Неуверенной походкой он вошел в комнату.

– Входите, входите, – кивнула лысеющая голова, возвышающаяся над широким деревянным столом. – Садитесь, пожалуйста.

Хозяин указал на стул напротив.

В офисе, в отличие от приемной, был полный порядок и почти футуристический дизайн.

За спиной адвоката тянулись полки книг, без пыли, с матовыми стеклами. На столе – белый блестящий ноутбук, надкушенное огненно-красное яблоко; рядом – стандартные семейные фотографии и канцелярская подставка для ручек. Адвокат Стушберг сидел в высоком черном директорском кресле. Кресло напротив тоже выглядело так, что на него можно сесть не боясь.

Паркетный пол.

На стене – дипломы, фотографии с министрами и даже одной топ-моделью с застывшей улыбкой.

Кондиционер.

Бен сел и положил на пол сумку, которая немного раскрылась, как обычно. Полсекунды помедлил, потом опомнился и протянул руку через стол.

– Здравствуйте.

Стушберг пожал его вялую руку.

– Здравствуйте, – сказал он. – Спасибо, что зашли. Я так понимаю, что мой звонок был для вас большой неожиданностью.

Бен пожал плечами. Он никогда не знал, как отвечать на то, что и так само собой разумеется.

Адвокат положил руку на стол.

– Ладно, – сказал он и постучал пальцами по столешнице. – Значит, так.

Он развернул к Бену фотографию, которая лежала на столе:

– Узнаете, кто это?

Бен наклонился и поправил очки:

– Э-э-э… справа – вы, мне кажется.

– Верно.