Книга Жутко громко и запредельно близко - Джонатан Сафран Фоер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Я всего два раза в жизни был в лимузине. Первый раз был ужасный, хотя сам лимузин был прекрасный. Дома мне не разрешают смотреть телек, и в лимузинах тоже не разрешают, но все-таки было клево, что там оказался телек. Я спросил, не можем ли мы проехать мимо школы, чтобы Тюбик и Минч посмотрели на меня в лимузине. Мама сказала, что школа не по пути и что нам нельзя опоздать на кладбище. «Почему нельзя?» — спросил я, что, по-моему, было хорошим вопросом, потому что, если вдуматься, то действительно — почему нельзя? Хоть сейчас это уже не так, раньше я был атеистом, то есть не верил в вещи, не доказанные наукой. Я считал, что, когда ты умер, — ты полностью мертв, и ничего не чувствуешь, и сны тебе не снятся. И не то чтобы теперь я поверил в вещи, не доказанные наукой, — вовсе нет. Просто теперь я верю, что это жутко сложные вещи. И потом, по-любому, — это ж не так, как если бы мы его по-настоящему хоронили.
Хотя я очень старался, чтобы меня это недоставало, меня стало доставать, что бабушка постоянно меня трогает, поэтому я перелез на переднее сиденье и стал тыкать водителя в плечо, пока он на меня не покосился. «Какова. Твоя. Функция», — спросил я его голосом Стивена Хокинга.[3]«Чего-чего?» — «Он хочет познакомиться», — сказала бабушка с заднего сиденья. Он протянул мне свою визитку.
Я дал ему свою визитку и произнес: «Приветствую. Джеральд. Я. Оскар». Он спросил, почему я так разговариваю. Я сказал: «Центральный процессор Оскара — искусственная нейронная сеть. Это обучающийся компьютер. Чем больше он вступает в контакт с людьми, тем больше он познает». Джеральд сказал: «О» и потом добавил «Кей». Трудно было понять, понравился я ему или нет, поэтому я сказал: «У вас темные очки на сто долларов». Он сказал: «Сто семьдесят пять». — «Вы много ругательств знаете?» — «Кое-какие знаю». — «Мне не разрешают ругаться». — «Облом». — «Что значит «облом»? — «Досада». — «Вы знаете «какашка»?» — «А это разве не ругательство?» — «Нет, если сказать задом наперед — «акшакак». — «Вот оно что». — «Упож енм ижилоп, акшакак». Джеральд затряс головой и немного раскололся, но не по-плохому, то есть не надо мной. «Мне даже «кисонька» нельзя говорить, если только речь не идет о настоящей кошке.[4]Клевые перчатки для вождения». — «Спасибо». А потом я кое о чем подумал и поэтому сказал: «Между прочим, если сделать жутко длинные лимузины, то тогда водители вообще не понадобятся. Люди будут заходить в них сзади, проходить по салону и выходить спереди — и как раз там, куда хотели попасть. В данном случае — на кладбище». — «А я бы целыми днями смотрел бейсбол». Я похлопал его по плечу и сказал: «Если заглянуть в словарь на слово «оборжацца», там будет ваша фотография».
На заднем сиденье мама сжимала что-то внутри своей сумочки. Я это заключил, потому что видел на ее руке мускулы. Бабушка вязала белые варежки, раз белые — значит, для меня, хотя было еще не холодно. Мне хотелось спросить у мамы, что она сжимает и почему она это прячет. Помню, как я подумал, что даже если буду умирать от гипотермии, ни за что на свете не надену эти варежки.
«Если на то пошло, — сказал я Джеральду, — можно изготовить запредельно длинный лимузин, чтобы задняя дверца была напротив маминой ПЗ, а передняя — у входа в твой мавзолей, лимузин длиною в жизнь». Джеральд сказал: «Да, но если у всех будет по такому лимузину, никто никогда ни с кем не встретится, правильно?» Я сказал: «Ну и?»
Мама все сжимала, бабушка все вязала, а я сказал Джеральду: «Встречаются на парижской улице две курицы», — мне хотелось, чтобы он по-настоящему раскололся, потому что, если бы у меня получилось по-настоящему его расколоть, гири на сердце стали бы чуть-чуть полегче. Он ничего не сказал, может, просто потому, что не услышал, поэтому я сказал: «Я сказал: на парижской улице встречаются две курицы». — «А?» — «Одна нормальная, а у другой две головы и восемь крыльев. И та, которая нормальная, говорит: Bon-jour, mа tante». — «Ну и что?» — «Это шутка такая. Рассказывать следующую или вы тоже mа tante?» Он посмотрел на бабушку в зеркальце и сказал: «Что он говорит?» Она сказала: «Его дедушка любил животных больше, чем людей». Я сказал: «Дошло? Мутант?»
Я перелез назад, потому что вести одновременно разговор и машину небезопасно, особенно на хайвее, где мы как раз и находились. Бабушка опять принялась меня трогать, что меня доставало, хоть я этого и не хотел. Мама сказала: «Лапуль», и я сказал: «Oui», и она сказала: «Это ты дал запасной ключ от нашей квартиры почтальону?» Тогда меня удивило, что она вдруг затеяла этот разговор, потому что он вообще ни к чему не имел отношения, но теперь я думаю, что ей просто нужно было заговорить о чем-нибудь неочевидном. «Не почтальону, а почтальонше». Она кивнула, но как-то рассеянно, и спросила, давал ли я ключ почтальонше. Я кивнул утвердительно, потому что никогда не обманывал ее до всего происшедшего. Мне было незачем. «С какой стати?» — спросила она. Ну, я и сказал «Стэн…» А она сказала: «Кто?» А я сказал: «Стэн, наш швейцар. Иногда он уходит пить кофе, и тогда некому принимать бандероли, а я хочу быть уверенным, что не пропущу ни одной, ну, я и подумал если у Алиши…» — «У кого?» — «Это почтальонша. Если у нее будет наш ключ, она сможет заносить посылки прямо в квартиру». — «Ключи существуют не для того, чтобы раздавать их посторонним». — «К счастью, Алиша не посторонняя». — «У нас в квартире много ценных вещей». — «Я знаю. Некоторые — просто суперценные». — «Иногда люди, о которых думаешь хорошо, на поверку оказываются не такими хорошими, понимаешь? А вдруг она украдет что-нибудь из твоих вещей?» — «Не украдет». — «А вдруг?» — «Ну, не украдет она». — «Обрати внимание: ключ от своей квартиры она тебе почему-то не предложила». Было ясно, что она на меня сердится, но я не понимал, за что. Я не сделал ничего плохого. А если и сделал, то не знал, что именно. И уж, конечно, не нарочно.
Я переместился на бабушкину половину лимузина и сказал маме: «Зачем мне ключ от ее квартиры?» Ей было ясно, что я застегиваюсь на все «молнии» внутри самого себя, а мне было ясно, что она меня ни капельки не любит. Я знал правду, и правда состояла в том, что если бы она могла выбирать, то мы бы сейчас направлялись на мои похороны. Я посмотрел на люк лимузина и представил, как выглядел мир до изобретения потолков, отчего у меня возник вопрос: что правильнее — считать, что у пещеры нет потолка или что там нет ничего, кроме потолка? «В другой раз, пожалуйста, спрашивай сначала у меня, договорились?» — «Не сердись», — сказал я и, перегнувшись через бабушку, пощелкал замком на дверце. «Я не сержусь», — сказала она. «Ни капельки?» — «Нет». — «Ты меня не разлюбила?» Сейчас был явно не самый подходящий момент, чтобы сообщить ей про запасные ключи, которые я заказал для разносчика пиццы из «Пиццы хат», и для служащего UPS,[5]и еще для группы ребят из «Гринписа», чтобы они могли оставлять мне статьи про ламантинов и других животных, находящихся под угрозой исчезновения, пока Стэн заправляется кофе. «Я тебя еще никогда так сильно не любила».
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Жутко громко и запредельно близко - Джонатан Сафран Фоер», после закрытия браузера.