Мозби плыл над дорогой. Не поднимающие волн ласты почти полностью оправдывали свое название. Ярко окрашенные рыбы, игнорируя человека, стремительно проскальзывали мимо и скрывались в обросших ракушками открытых окнах машин. В здешнем квартале дома не отличались ни размером, ни стоимостью, однако дорога шла вверх по склону на север, где виднелись строения покрупнее, часто обнесенные железными или каменными заборами. Видимо, там и жил Суини.
Подробностей визита в дом эксцентричного дяди Аннабел помнила не так уж много, ей на тот момент едва исполнилось пять лет, но, по ее словам, на заднем дворе росла старая бенгальская смоковница, сплошь покрытая испанским бородатым мхом, и стояли древние скрипучие качели. Когда их слишком сильно раскачивали, одна из опор отрывалась от земли. Еще она помнила, как Суини водил их с матерью в местную закусочную, с окошком на улицу, где подавали устриц, залитых свежим соком лайма, бурбоном и соусом «табаско». Дядя, сам ежедневно покупавший здесь бутерброды, с гордостью взирал на племянницу, за обе щеки уплетавшую моллюсков и облизывающую губы, несмотря на обжигающе острую приправу. Мозби не один месяц извел на поиски закусочных, которые специализировались на каджунской кухне,[1] а также на изучение путеводителей и газетных статей. Неделю назад ему повезло — он случайно встретился со старожилом, регулярно посещавшим заведение Мамаши.
Глаза совсем привыкли к полумраку. Как любила шутить Аннабел, если б его вместо Ионы проглотил кит, он бы смог выбраться из китовой утробы без божественного вмешательства. Мозби взглянул на часы. Времени вполне достаточно, воздуха тоже. Он проплыл над небольшим задним двориком с натянутой через него веревкой, чуть провисшей, но до сих пор целой. Выцветшие, изъеденные временем рубашки, штаны и платья все еще лениво колыхались на ней потрепанными вымпелами. Следующий дворик. Дверь с проволочной сеткой не просто распахнута, а почти сорвана с петель. Удалось ли семье, жившей в этом доме, спастись? Они могли схватиться за катер, резиновую лодку или надувной плавательный бассейн. Повезло ли им, успели ли местные обитатели проснуться до кошмара, пришедшего с рассветом, и опередить неумолимо надвигающиеся волны?
По рассказам Аннабел, дядя владел большим особняком, а вокруг строения шла высокая каменная ограда с белыми колоннами, облицованная галькой. Суини был состоятельным человеком, растратившим оное состояние, и дом его символизировал остатки былой роскоши в постепенно нищающем районе. Племянница гостила у него всего один раз вместе с матерью и больше там не появлялась. Дядя обиделся на какие-то слова, произнесенные сестрой… хотя, возможно, все произошло с точностью до наоборот. Так или иначе, и сам Суини, и его дом превратились в смутные воспоминания.
С мраморным бюстом женщины дело обстояло по-другому. Аннабел отчетливо помнила его. Называла каменной королевой. Красивая женщина с густыми вьющимися волосами и мечтательным взглядом, устремленным вдаль, словно она сумела разглядеть нечто, недоступное взорам других, и увиденное изменило ее. Точно мир для нее утратил красоту. Маленькая Аннабел решила, будто каменная королева узрела небеса и захотела поскорее оказаться на них. Мозби так не считал. Они вместе просмотрели сотни фотографий в Сети, пока жена не отыскала нужную. Если она не ошиблась, изваяние имело греческое происхождение, вероятно, относилось к классическому периоду и было исполнено в одном стиле с Венерой Милосской, то есть не имело цены. Мозби собирался сделать Аннабел сюрприз на годовщину свадьбы, вручив ей скульптуру вечером. Поисками он занимался не одну неделю, но сохранил их в тайне даже от дочери Лиэнн.
Наводнение повалило целую рощу. Единственная смоковница гордо возвышалась над замысловатым переплетением лежащих стволов. Дерево давно утратило листья, однако почти все ветви сохранились. Полуразрушенная стена… Мозби подплыл ближе, напряг зрение.
Ограда каменная, облицованная гладкой галькой. Яркие колючие актинии украсили собой кладку, полностью закрыв южную часть стены, где бегущие со стороны побережья потоки приносили больше всего питательных веществ. Искатель невольно вздрогнул, когда из дыры в ограждении появилась морская змея, уставилась на него крошечными глазками, распахнула зубастую пасть и, извиваясь всем телом, неторопливо поплыла к нему. Желтая с красными кольцами, наверное, около четырех… нет… из укрытия выбралась рептилия не менее шести футов в длину. Не спуская с нее взгляда, Мозби достал нож и покрутил лезвием вокруг указательного пальца. Он решил поиграть с подводным существом. Танцующий клинок, отражая тусклые солнечные лучи, мерцал в темноте и привлекал внимание твари. Пловец вращал оружием, подманивая ее все ближе и ближе. Яд морской змеи сильнее яда кобры. По крайней мере, так говорили старожилы. В прошлом месяце от укусов рептилий умерли три ныряльщика. Умерли мучительной смертью — их тела распухали до тех пор, пока не лопалась кожа. Пятьдесят лет назад морские змеи в заливе не водились, по крайней мере такие, но вода стала теплее, и животные начали забираться дальше в поисках богатой добычи. Совсем как Мозби. Змея зависла на месте, отвернулась и через непродолжительное время убралась в нору.
Подождав еще минуту, пловец убрал оружие в ножны, затем двинулся к особняку. Там он осторожно скользнул в разбитое венецианское окно, распугав своим появлением обитавших в доме рыб. Впрочем, они скоро вернулись. Мозби включил фонари на малую мощность и поднял голову, направляя лучи в потолок. Для осмотра помещения видимость вполне достаточная.
Столы и стулья валялись кучей, миниатюрные крабы сновали по толстому слою ила и водорослей, скрывавших под собой ковер. На стенах висели перекошенные картины с исчезнувшими под напластованиями сине-серой плесени холстами в некогда позолоченных, источенных морскими желудями рамах. Не обращая внимания на сновавших вокруг любопытных рыбешек, Мозби провел рукой в перчатке по ближайшему изображению… краска осыпалась мелкими чешуйками, тут же сожранными рыбьей стаей. Он поплыл дальше по дому, осматривая усеянные моллюсками стены и потолок. Скаты прятались от него, поспешно зарываясь в мусор.
Сквозь дверной проем хозяйской спальни он разглядел огромный поваленный книжный шкаф. Книги громоздились на ковре, раскинув набухшие от воды страницы. Среди них лежал упавший с подставки греческий бюст. Торопливо работая ластами, Мозби заплыл в помещение. Потревоженный верхний слой ила его уже не заботил. Он выдернул находку из груды томов. Туча страниц, вывалившихся из сгнивших переплетов, заколыхалась вокруг него.
Сдернув перчатку, пловец принялся стирать с бюста тонкую пленку микроскопических водорослей. Кожа ощутила гладкую поверхность мрамора. Лишь полностью очистив голову, Мозби успокоился окончательно. Изваяние в точности соответствовало описанию Аннабел. Черты лица отличались красотой и строгостью, но самое главное — в них присутствовала тайна, делавшая бюст бесценным. Мудрость веков. Он провел пальцем по каменной щеке. Даже в воде скульптура весила прилично, не менее ста фунтов, однако Мозби прижимал ее к себе, испытывая от тяжести одно удовольствие. Сделав несколько резких и мощных движений ногами, он подплыл к окну. Шлейф из книжных страниц взметнулся следом за ним. Все эти давно потерянные слова и мысли…
