Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 6
Кровь уже не так бушевала в жилах, расслабились сведенные мышцы лица, волнение почти улеглось. Перед Элизой стоял мальчик ее возраста.
Он был красив, и лицо его казалось добрым.
Черный костюм-тройка, приталенный и застегнутый на все пуговицы, и изящнейшая рубашка белого шелка придавали ему вид несколько манерный, даже театральный.
Когда же Элиза опустила глаза, она почувствовала, как сердце уходит в пятки. У мальчика было четыре ноги! Четыре ноги, обутые в нарядные лаковые башмачки!
Четвероножка тоже оглядел ее с головы до ног, вид у него сделался обеспокоенный.
Это было так невероятно, что Элиза несколько раз зажмурилась в надежде понять — спит ли она или окончательно сошла с ума.
— Ты музыкантша? — спросил ее мальчик, приплясывая и отбивая чечетку. — Ты же не готова! — прибавил он.
Он взял ее за руку и увлек за собой в глубину лабиринта
Элиза без возражений последовала за ним. Ее охватило знакомое ощущение, будто жизнь ее покидает.
Чечеточник шел через лабиринт с изумительной легкостью.
Его лицо казалось Элизе смутно знакомым. Кажется, она видела его на одной старой бабушкиной фотографии, где бабушка была снята со своим близким другом.
С ее губ сорвалось мягкое восклицание:
— Сэр Оскар!..
— Не такой уж я и старый, чтобы звать меня сэром.
Где-то на границе между неловкостью и растерянностью возникла радость, и Элиза позволила радости затопить себя. Теперь ей казалось, что она летит рядом с мальчиком, не касаясь земли. Мимо них быстро проносились изгороди, оставляя красивый зеленый след.
Внезапно Оскар остановился.
До них донесся разноголосый хохот, по мере их приближения он становился все сильнее, пока совсем не заглушил все еще звучавшую мелодию.
На лужайке, потягивая коктейли, прогуливались дамы и кавалеры.
В старинных костюмах они производили странное, но скорее приятное впечатление.
Бал-маскарад. Какая необычная идея! Должно быть, бал устроили родители, чтобы порадовать ее перед свадьбой.
Чечеточник уверенно прокладывал себе дорогу сквозь толпу, по-прежнему волоча Элизу за собой.
На бегу она ловила обрывки разговоров и тщетно пыталась их расшифровать.
«Концерт». «Просто восторг». А еще почему-то «как жаль» и «отдать последние почести…».
Элизу замутило, она отпустила руку чечеточника и остановилась. Мальчик мгновенно растворился в толпе.
Элиза осталась одна среди прогуливающихся пар. Почувствовав, что ее захлестывает их неумолчный щебет, она заметалась в поисках своего проводника.
Привлеченные ее суетой гости начали поворачиваться к ней. Их лица — пустые, безжизненные, ничего не выражающие — внушали ужас. Элиза попыталась закричать, но голос ее не слушался.
Не понимая, что она делает, Элиза нырнула в волны спадающих почти до земли юбок и шлейфов и поползла. Вокруг нее колыхались подолы и двигались ноги в тугих гетрах, а она все ползла, пока не выбралась из толпы.
Поднявшись на ноги, она увидела расписной, ломящийся от сластей киоск — словно посланный самим провидением, он поджидал ее, как островок в море поджидает усталого пловца. За прилавком сиял ослепительной улыбкой продавец.
Красочная вывеска гласила: «Кондитеры Страчьятелло. От отца к сыну».
— Где мы, что это за место? — спросила Элиза.
Продавец наморщил лоб, будто несложный вопрос поставил его в тупик. А может, у него просто не было ответа.
— Чего угодно барышне? Сливочных пирожных, имбирных трубочек, других запретных удовольствий?
Выражение лица у него было самое неестественное. Натянутая широкая улыбка откровенно противоречила печальному взгляду. На витрине была выставлена фотография, где красовалось целое семейство кондитеров с вымученными улыбками. Щеки у всех на фотографии, включая Элизиного собеседника, были схвачены тугими зажимами.
— Почему вы должны все время улыбаться? — осторожно спросила она.
— Не знаю. Это одна из наших прекрасных семейных традиций, благодаря которым мы преуспеваем, — поспешил ответить продавец.
— Но разве вам не больно? — не унималась Элиза.
Продавец улыбнулся еще шире, будто ему снова защемили щеки зажимами, и сказал, что он ничего почти не помнит, но, кажется, в детстве он ужасно плакал. Элизе стало очень его жаль.
— Ничего, я уже давно привык, — успокоил ее продавец.
Элиза поинтересовалась, есть ли у него дети, и порадовалась, что еще нет.
— Вот, возьмите лакричную пастилку. Берите, я вам ее дарю. Говорят, лакричная пастилка может вернуть человеку потерянную улыбку.
Элиза поблагодарила его и пошла дальше, унося угощение в кармане. Она снова блуждала в одиночестве по лабиринту, но уже не бесцельно — теперь ей не терпелось отыскать чечеточника. И когда он показался из-за поворота и бросился к ней со всех четырех ног, она встретила его с нескрываемым восторгом.
— Ее нет, можем идти!
Эти слова показались ей лишенными смысла. Но она была так рада снова увидеть мальчика, что не придала им никакого значения.
Он отвел ее в зал, где царило такое же оживление, что и на лужайке. Но атмосфера здесь была совсем иная, Элизе сразу стало хорошо от смеха собравшихся гостей, великолепия их нарядов и аромата цветущих роз. Ее подхватили, усадили в пустующее кресло, сделали такую же прическу, как у прочих дам, и так же накрасили. В этом зале собралась свободная духом богема, затейливо накрашенная и причудливо одетая. Все они — каждая балерина, каждый музыкант или художник — должны были бороться за свою свободу и за то, чтобы находиться сейчас здесь, в компании друг друга.
Внезапно будто порыв ледяного ветра ворвался в зал, и мгновенно наступила гробовая тишина. Вошла женщина в красном.
Она подозвала к себе нескольких художников — вид у них сделался испуганный — и о чем-то с ними заговорила. Элиза ощутила на себе осторожные взгляды и поняла, что речь идет о ней.
Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 6
