Ее глаза показались Сергею синими, как васильковый полдень. Всего остального он попросту не замечал. Сказать по правде, ему было наплевать на ее внешность. Жалость вызвали эти заплаканные глаза. Ведь он сам сегодня чуть было не разревелся на поминках. Как ребенок, как мямля. Вот и эта девчонка — совсем еще маленькая. Какой там кошелек… От Сергея не ускользнул алчный взгляд бабки, и никто бы не переубедил его в том, что старая карга просто пыталась развести девчонку, отобрать у нее последнее. Если у этой синеглазой дурынды было последнее…
Сергей придирчиво оглядел съежившуюся под его взглядом фигурку. С нее и взять-то нечего. Мятая голубая куртка. Нелепая вязаная шапка, натянутая до бровей. Сумочка с наполовину протершейся ручкой. Выношенные линялые джинсы. Язычок «молнии» на сапоге отломан, вместо него — красная канцелярская скрепка. Выглядит, прямо сказать, не очень. Хотя и не страшненькая. Так себе… Только глаза, большие, синие и испуганные, придают лицу индивидуальность. Еще один провинциальный мотылек, который вскоре превратится в столичную «ночную бабочку».
Он нахмурился и, пытаясь не дышать на девочку перегаром, спросил:
— Что ты здесь забыла?
Худенькая фигурка сжалась еще сильнее, выпятив тонкие иголочки.
— Где — здесь? — Голос у нее оказался хрупким, как весенние сосульки, сиротливо свисающие с крыш.
— В Москве… — сквозь зубы процедил Сергей, с омерзением вдыхая запах собственного перегара.
— В Москве? — переспросил голубенький Ежик. — Да ничё. Я ищу… — добавил он и торжественно замолчал, как будто Сергею самому следовало догадаться, что ищет «в краю далеком» это нелепое существо в дурацкой шапочке.
Она так старательно выделяла «о», что Сергей не выдержал и хмыкнул. Диалект. Наверное, там, откуда она приехала, так все говорят. Окают и гэкают. И таращат свои васильково-синие глаза, приезжая в город, для которого они — меньше чем песок, высыпанный в карьер.
— Чё смешного? — ощетинился Ежик. — Я не клоун.
Сергей подавил улыбку.
— Надо полагать, ты ищешь кого-то? — уже совсем ехидным тоном поинтересовался он. Его начала забавлять вся эта ситуация.
— Мужа. — Голубенький Ежик с красной скрепкой на иголках убедительно кивнул в знак подтверждения своих слов.
Сергей не выдержал и расхохотался. Ежик, сам того не желая, так развеселил его, что даже поминки вылетели из головы. Мужа! Она ищет мужа! Ну, по крайней мере, честно…
Васильковые глаза наполнились негодованием, а маленький пухлый рот сжался. Девчонка кусала губы, не зная, как ответить на этот взрыв необоснованного веселья.
— Как тебя зовут? — отсмеявшись, спросил Сергей.
— Аля.
— Это — Алина?
— Это — Алевтина, — сердито уточнил Ежик.
— Меня — Сергей. — Он бросил свое имя вскользь, как совсем неважную информацию. — У тебя здесь кто-то есть?
— Никого, — покачал головой Ежик. — Я прежде работу найду. А уж потом…
— Да понял я, — махнул рукой Сергей, стараясь сдержать очередной приступ смеха, — найдешь мужа. Непроходимый оптимизм. Полагаю, там, где ты живешь, все такие целеустремленные?
— А в Москве все такие злые? — сердито поинтересовался Ежик.
— Что ж, по заслугам, — согласился Сергей. — Только не я обвинял тебя в краже. И в ментовку не тащил. Отдал десять штук, а ты хоть бы «спасибо» сказала…
— Извините, — покраснела Аля. — Спасибо. Я заработаю и отдам. С первых денег.
— Зарплаты, — поправил Сергей, жалея, что мышцы на его лице не резиновые.
Он уже не мог смеяться, но испытывал благодарность этой синеглазой дурынде за то, что она помогла ему, пьяному и отчаявшемуся, так быстро прийти в себя. Она была такой забавной в своей наивности, что Сергей простил ей и ее неграмотность, и дурацкое произношение, и глупость. Домой, домой… Она определенно должна вернуться домой. Слепому ясно, что здесь ей делать нечего. Мужа — ну это надо же, усмехнулся Сергей. Ну ничего, он объяснит ей, что она не в сказку попала… Уедет как миленькая.
— Поехали, — кивнул он Альке, одновременно давая понять, что делает ей одолжение и что не имеет на нее никаких видов. — Переночуешь у меня. Только не обольщайся на мой счет. Муж из меня никудышный. Это факт.
Больно надо, подумала Алька и показала язык его черной спине. Можно подумать, она на него запала… Рожа в шрамах, весь щетинистый, перегар — за семь верст учуешь. Либо чокнулся, наверное, если думает, что Алька возьмет такого в мужья…
Мама с детства твердила Альке, чтобы она не ходила никуда с незнакомцами. И Алька всегда ее слушалась. Это был первый раз, когда она сделала по-своему. И даже не потому, что ей некуда деться. Просто этот мрачный и язвительный мужчина в черном пальто почему-то вызывал у нее доверие. Алька чувствовала: ничего он ей не сделает. Не похож он на маньяка. И не похож на придурка вроде тех, кого любил приводить в дом пьяный Санька.
Еще маленькой Алька часто сравнивала людей с животными. Эта дурацкая привычка вошла вместе с ней и во взрослую жизнь. Среди людей встречались собаки, кошки, поросята, вечно хорохорившиеся петухи, неповоротливые и добрые пингвины… В такси Алька все смотрела на Сергея и пыталась понять — кто он?
Пока она уяснила только одно — Сергея не назовешь красавцем. Если бы его увидела Маришка, любительница героев бразильских сериалов, она точно бы сказала свое любимое словечко «жють». И наверное, была бы права. Лицо у Сергея острое, угловатое, какое-то незаконченное. Словно кто-то корпел над ним, а потом бросил, так и не доделав. Подбородок выступал немного вперед, скулы тоже выпирали, крупному носу недоставало изящества. Глубоко посаженные стальные глаза смотрели холодно. И не только на Альку, но и на весь мир. Они не любили улыбаться. А возможно, не умели… Таких холодных глаз Алька не встречала никогда. А иначе обязательно запомнила бы. Подбородок и левую бровь украшали два небольших шрама, а щеки — небритость. Как минимум трехдневная. Небольшой твердый рот то и дело насмешливо кривился, будто его обладатель хотел сказать что-то ехидное. При этом верхняя губа приподнималась, и казалось, что Сергей скалится. Волосы у него были густые, темные, слегка припорошенные сединой.
Алька наконец поняла, кого напоминает ей Сергей. Волка. Да, самого настоящего волка. Только не сказочного, а из зоопарка. Запертого зверя с линяющей пепельной шкурой.
Сергей расплатился с таксистом, и они вошли в подъезд. Московские подъезды были ненамного чище курских. Во всяком случае, тот, куда зашла Алька. Запыленные лампочки светили скупо и тускло, а из углов, наспех протертых тряпкой, несло мочой. Правда, в отличие от привычных Алькиному взору курских подъездов, стены свежевыкрашены, а лифт не скрипел, как несмазанная телега. Шел гладко и ровно — Алька даже испугалась, что он стоит на месте.
В лифте Сергей даже не смотрел на нее, думал о чем-то своем. Глядя на него, Алька задавалась вопросом: зачем он спас ее на вокзале? Не очень-то Сергей походил на добряка, готового осчастливить человечество. Скорее на волка-одиночку. Сам за себя. И ничего не надо, кроме свободы…
