— Не хмурься, — уговаривала Джесс. — Идем, я придумаю, чем тебя порадовать. Хочешь браслет?
Кестрель снова вспомнила торговку украшениями.
— Нам пора домой.
— А ноты?
Кестрель задумалась.
— Ага! — воскликнула Джесс, хватая подругу за руку. — Держись крепче!
В эту игру они играли с детства. Кестрель закрыла глаза, и Джесс, смеясь, потянула ее за собой. Вскоре и сама Кестрель уже хохотала точно так же, как много лет назад, когда они только познакомились.
…В тот день генералу Траяну надоело смотреть, как дочь страдает.
— Твоя мать умерла пол года назад, — сказал он тогда. — Хватит горевать.
После этого он послал за жившими неподалеку сенатором и его восьмилетней дочерью, ровесницей Кестрель. Взрослые ушли в дом, а девочек оставили на улице.
— Играйте, — приказал им генерал.
Джесс болтала без умолку, но Кестрель не обращала на нее внимания. Наконец Джесс заскучала.
— Закрой глаза, — велела она.
Из любопытства Кестрель послушалась. Джесс схватила ее за руку.
— Держись крепче!
Девочки побежали по лужайке перед генеральским особняком, скользя, спотыкаясь и смеясь…
Теперь все было так же, если не считать окружавшую их толпу. Джесс перешла на шаг, а потом и вовсе остановилась. Кестрель открыла глаза и обнаружила, что они стоят возле невысокого деревянного ограждения, от которого открывается вид на арену.
— И ты решила привести меня сюда?
— Я не нарочно, — стала оправдываться Джесс. — Я увидела женщину в шляпке — ты слышала, что шляпы сейчас в моде? — побежала следом, чтобы рассмотреть получше, и…
— …и привела меня на невольничий рынок.
Толпа сомкнулась вокруг них и зашумела в предвкушении. Вот-вот должен был начаться аукцион.
Кестрель сделала шаг назад. Тут же раздались приглушенные ругательства — она наступила кому-то на ногу.
— Нам теперь не выбраться, — сказала Джесс. — Придется подождать до конца аукциона.
У ограждения, которое шло широким полукругом, столпились сотни валорианцев. Горожане были в шелковых платьях. У каждого на поясе висел кинжал, хотя некоторые — как, например, Джесс — использовали его в качестве украшения.
Арена пока пустовала, если не считать большого деревянного помоста, сооруженного для аукционов.
— По крайней мере, отсюда все хорошо видно, — пожала плечами Джесс.
Кестрель была уверена: Джесс догадалась, зачем нужно во всеуслышание называть стекляшки топазами. Знает, почему их пришлось купить. Но последние слова подруги напомнили ей о том, что некоторые моменты она никогда не сможет с ней обсудить.
— А, — воскликнула женщина с острым подбородком, стоявшая слева, — наконец-то!
Прищурившись, незнакомка следила за коренастым мужчиной, вышедшим на середину арены. У него были черные волосы, как у большинства гэррани, но светлая кожа, которая означала, что ему удалось заслужить расположение господ и они давали ему легкую работу. Этот человек быстро научился угождать завоевателям.
Распорядитель торгов остановился перед помостом.
— Покажите любую девчонку! — громко, но без особого интереса выкрикнула женщина слева от Кестрель.
Тут же со всех сторон посыпались другие предложения. Кестрель стало трудно дышать.
— Девчонку! — снова закричала остролицая, на этот раз еще громче.
Аукционист, который то и дело взмахивал руками, словно пытаясь охватить всеобщее воодушевление, замер, посмотрел на женщину, чей голос прорвался сквозь шум, а потом заметил Кестрель. На секунду на лице его промелькнуло удивление. Но поскольку он тут же перевел взгляд на Джесс и других валорианцев, собравшихся у ограждения, Кестрель решила, что ей показалось.
Вдруг распорядитель поднял руку. Воцарилась тишина.
— Сегодня я приготовил для вас нечто особенное.
Акустика арены позволяла расслышать даже шепот, да и сам распорядитель знал, что делать. Его бархатный голос приковывал внимание.
Он махнул рукой в сторону невысокого крытого загона, сооруженного за ареной. Жестом поманил кого-то к себе — раз, потом другой, и наконец в тени под навесом что-то зашевелилось.
На арену шагнул юноша. По толпе пробежал смутный шепот. С нарастающим изумлением все смотрели, как невольник прошел по желтому песку и поднялся на помост. На первый взгляд ничего особенного в нем не было.
— Девятнадцать лет, и здоровье отменное, — распорядитель хлопнул раба по спине. — Вы поглядите, для домашней работы — что надо!
По рядам зрителей прокатился хохот. Валорианцы подталкивали друг друга локтями и хвалили распорядителя. Развлечь публику он умел.
Раб был никудышный. Кестрель он показался настоящим дикарем. На скуле у него красовался синяк: видимо, парень недавно подрался, — стало быть, с ним будут проблемы. С такими мускулистыми руками он скорее подошел бы на роль погонщика скота — это понимали все. Сложись его жизнь иначе, из него получился бы хороший домашний раб. Светло-каштановые волосы всегда нравились валорианцам, и, пусть на таком расстоянии трудно было разглядеть лицо юноши, в его осанке чувствовалось достоинство. Однако к домашней работе он явно не привык. Судя по бронзовому загару, он годами трудился под солнцем, его кожа приобрела бронзовый оттенок, и в ближайшее время ему, без сомнения, предстояло вернуться к работе на улице. Наверняка его купит кто-нибудь, кому нужен носильщик или строитель.
Распорядитель торгов продолжал ломать комедию:
— Возьмите его прислуживать за столом!
Снова раздался смех.
— Или лакеем!
Валорианцы схватились за бока и принялись махать распорядителю, мол, прекрати же, и так уморил.
— Давай уйдем, — попросила Кестрель подругу, но Джесс притворилась, что не слышит.
— Хорошо, хорошо, — ухмыльнулся распорядитель. — На самом деле парень не такой уж бесполезный. Честью клянусь, — добавил он, положив руку на грудь. В толпе вновь раздались смешки: всем известно, что у гэррани чести нет. — Этот раб обучен кузнечному делу. Пригодится любому военному, особенно офицеру, у которого есть личная охрана и много оружия.
Послышался заинтересованный шепот. Среди гэррани редко встречались кузнецы. Будь здесь отец Кестрель, он бы, наверное, сделал ставку. Его охрана часто жаловалась, что городской кузнец работает спустя рукава.
— Ну что, приступим? — крикнул аукционист. — Пять пилястров. Начнем с пяти бронзовых пилястров за мальчишку? Дамы и господа, наемному кузнецу вы заплатите намного больше!
— Пять, — отозвался кто-то.
— Шесть.
И ставки посыпались одна за другой.
