Книга Синдром Мэрилин Монро - Сьюзен Израэльсон

В тот день, когда я впервые перешагнула порог помещения, где занималась группа, у меня было такое чувство, что я умираю. Была среда, семь часов вечера; впрочем, нет, пятнадцать минут восьмого – я всегда и везде опаздывала. Казалось, все мое существо – и разум, и душу, и тело – охватило безумие. У меня не оставалось ничего в жизни: ни работы, ни будущего. В одном ящике письменного стола валялся неопубликованный роман вместе с толстой пачкой отказов, в другом – неснятый киносценарий тоже с толстой пачкой отказов; в голове теснился длиннейший список трагических любовных историй из моей жизни. Меня до сих пор преследовал образ мужчины, с которым я, несмотря на то, что он ни разу не спал со мной, прожила целых четыре года, – а вот теперь он собирался жениться на другой. Передо мной разверзлась пропасть, я оказалась в западне, со всех сторон на меня шипели змеи моих пороков – каждый по-научному называется зависимостью. Оставалось лишь – в отчаянии ломать руки, мол, почему это «такая хорошая девочка» всегда проигрывает, почему мяч удачи в этой игре под названием «жизнь» летит мимо и никак не попадает ей в руки.

И вот наконец я проиграла все.

Вот так все было четыре года назад; это была какая-то другая жизнь – а четырех лет вполне достаточно, чтобы закончить колледж; мне же эти годы понадобились, чтобы переменить абсолютно все в своей жизни, я подчеркиваю, абсолютно все. (Когда я только начала работать над своим выздоровлением, будучи всю свою жизнь приверженной идее мгновенного результата, я полагала, что и тут должно быть так же, как например, с головной болью: таблетка аспирина – и как рукой сняло. Аспирин, конечно, великая вещь, но тут дело оказалось посерьезней.)

В самом начале у меня было такое чувство, будто я, отправляясь в путешествие, чтобы своими глазами увидеть, действительно ли земля плоская, или, как утверждают некоторые, все-таки круглая, усаживаюсь в утлую лодчонку и пускаюсь в открытое море, в то время как остальные с этой же целью едут в аэропорт и берут билет на «Конкорд». Работа над выздоровлением действительно оказалась непрерывной цепью открытий. Занимаясь в группе, я всегда узнавала для себя что-то новое… ну а потом шла домой, чтобы там, уже наедине с самой собой теорию воплощать в практику. В первое время я с опаской слушала, как остальные рассказывали о своей несчастной, безответной любви, о своей пагубной страсти к «нехорошим парням». Я с удивлением обнаружила, что была не единственной в мире со своими проблемами, которые один из моих друзей назвал «звездной болезнью», – кстати, весьма распространенное заболевание, от него страдают многие. Буквально у каждого в группе проблемы оказались те же самые. Все мы относились к категории «женщин, которые возлюбили много». Элизабет растолковала нам, что это благоприобретенное эмоциональное заболевание, которым страдают люди, вышедшие из дисфункциональных семей и не получавшие с детства безусловной, безоговорочной любви.

«Простите, я не понимаю. Что такое дисфункциональная семья? Что такое безусловная, безоговорочная любовь?»

«Дисфункциональная семья – это семья, в которой один или оба родителя являются либо алкоголиками, либо трудоголиками, либо находятся в разводе со своей половиной, либо умственно или физически неполноценны в каком-нибудь другом смысле. Безусловная любовь означает, что тебя любят просто так, просто за то, что ты родился, просто за то, что ты есть».

«Спасибо».

Ну что ж, прекрасно. Я получила свой ответ. Чепуху про безусловную любовь я пропустила мимо ушей, ко мне это не имело никакого отношения, зато поняла, что, оказывается, я вышла из дисфункциональной семьи. Все верно, мой отец был не просто трудоголик, а дважды трудоголик. Словно удар грома поразил мою бедную голову. После шести психоаналитиков, трех групп, я наконец попала куда надо. У меня было такое чувство, будто я Одиссей, вернувшийся на родную Итаку.

На втором занятии Элизабет стала говорить о Мэрилин Монро. Она сказала, что, несмотря на свою красоту, сексуальность и успехи, Мэрилин, глядя на себя в зеркало, неизменно видела там некрасивую неудачницу; а все из-за собственной заниженной самооценки. Когда я писала свой роман, передо мной висела фотография Мэрилин, где был слегка приподнят край ее юбки, – я повесила ее для вдохновения. Мне казалось, что мы с ней – родственные души, я всегда чувствовала какую-то связь с ней, не знаю, почему. Еще один удар грома. Оказывается, у знаменитой актрисы были те же самые проблемы. Мы обе ненавидели самих себя. И вся группа страдала тем же; вот поэтому мы и стали называть нашу болезнь «синдромом Мэрилин». Занятия в группе стали основой моих усилий на пути к выздоровлению.

Потом пошли признания в том, что у меня, оказывается, перекрестная зависимость от многих вещей, что я по натуре многоголик, причем проблема была не в том, к чему у меня нездоровая слабость, а в том, к чему ее нет. Оказалось – к кофе, потому что у меня всегда были проблемы со сном. (Раньше я была заядлой курильщицей, курила одну за другой, но пять лет назад, благодаря одной моей подруге, произошло чудо: я бросила курить.) Но отказываться от всего остального, что по моему мнению, составляло радость и смысл жизни, мне представлялось сущим адом. Стоит ли вообще жить без секса, наркотиков и рок-н-ролла? Я была не уверена; тогда была не уверена. Но постепенно я отказывалась от одного, от другого и в конце концов преодолела все и теперь честно могу сказать, что очистилась до конца. Я словно заново родилась, теперь хоть начинай жить сначала. А еще говорят, что это невозможно!