Его правая рука была занята кубком, и он мог действовать только левой, но она подозревала, что он мог бы оказать ей достойный отпор, если бы захотел. Отстегнув меч, она подошла еще ближе, чтобы снять пояс. Туника свободно повисла. Она протянула меч, кинжал и пояс слуге.
— Пожалуйста, проследите чтобы лезвие как следует вычистили и наточили, а ножны хорошенько смазали.
Видят небеса, только лишь от этого легкого касания ее собственные ножны увлажнились. От него пахло потом и кровью, пылью дорог, и все же она ничего на свете не хотела сильнее, чем смыть все это с его кожи, словно снимая обертку с подарка.
Она забрала у него кубок.
— Как только вы разденетесь и зайдете в ванну, мы приступим к омовению.
Заставив себя отвернуться и отойти в другой угол палатки, она слышала только шорох одежды и позвякивание доспехов. Он снимал тунику, стягивал кольчугу и передавал ее в руки слуг. Он мог при необходимости сам о себе позаботиться, но она всего лишь экономила его время для подготовки к следующей битве. Она подозревала, что ему не так-то легко доверить эту работу кому-то другому, поэтому, возможно, он чувствовал такое же сильное влечение к ней, какое она чувствовала к нему.
Отставив кубок, она услышала, что он аккуратно вошел в ванну, а слуги тихо удалились, оставив ее одну с ее жертвой. Ее ужином. Ее наслаждением. Она обернулась.
Боже святый… и она действительно имела в виду именно это.
Даже покрытое кровью и глубоко въевшейся грязью, его тело, без сомнения, было произведением самого Бога: мускулистые бедра, широкие плечи, длинные руки и его полувозбужденный орган, при виде которого у нее текли слюнки; она подумала о его размере и толщине, когда он будет в полной готовности. Он уже начал удлиняться, хотя рыцарь, казалось, пытался смотреть куда угодно, только не на нее. Возможно, он думал, что ему не следует воспринимать все это как попытку соблазнения, она пока не дала ему конкретных поводов так считать. Но, ох, именно это она и собиралась сделать. Она была голодна. В обоих смыслах.
В нем было что-то такое, что даже если бы еда была прямо у нее под носом, она бы предпочла ей этого рыцаря. Она хотела, чтобы он стоял неподвижно, пока она поливает его водой, глядя, как та струится по твердым мускулам, забирает с собой пыль и грязь и заставляет его кожу сиять в свете свечей.
Приближаясь, она опустила глаза вниз, как скромная служанка, но на самом деле для того, чтобы лучше рассмотреть его внушительный орган. Несмотря на все усилия рыцаря владеть собой, член продолжал подниматься, особенно тогда, когда она медленно подняла взгляд и осмотрела всю поверхность его тела, от бедер и до горла. Она стояла достаточно близко, чтобы протянуть руку и пальцами слегка коснуться плоского живота, что она и сделала, слегка поцарапав его ногтями.
— Моя госпожа. — Он взял ее за запястье. Она очень удивилась, посмотрев ему в лицо и увидев на нем помимо мужского желания еще и улыбку. — Вы дразните меня.
Она улыбнулась:
— Да, я ненасытна, мой рыцарь. Как вы и предположили, мои аппетиты довольно необычны. Я бы и не подумала удовлетворять эти аппетиты за ваш счет, поскольку сегодня вы спасли жизнь мне и многим моим людям. Но я признаю, что иногда могу быть излишне самовлюбленной.
Изучая ее, он провел рукой по ее волосам. Его прикосновение потрясло ее, а глаза закрылись, когда он коснулся ее виска. Когда его большой палец дотронулся до ее губ, она взяла его в рот и укусила.
Он немного напрягся, но не отодвинулся. Она совсем не пользовалась внушением, однако чувствовала, что он с любопытством на нее смотрит, еще крепче сжимая ее запястья.
— Мой разум говорит мне, что вы такое, — прошептал он. — Он говорит мне, что я должен был помочь им прикончить вас. Но мое сердце говорит мне, что я отдам всю свою кровь до последней капли, лишь бы защитить вас. Это заклятье? Вы используете свою красоту, чтобы дурманить меня?
Ее глаза оставались опущенными, тень от длинных ресниц слегка трепетала на щеках. Попробовав его кровь и поняв, что она ей нравится, она еще глубже втянула в рот его палец, слизывая сочащиеся капли крови и словно показывая ему, что то же самое она могла бы делать и с другими частями его тела. Она услышала, как он пробормотал проклятье. Когда она наконец подняла глаза, он все еще смотрел, как она по капле вытягивает из него саму его сущность. После того как она его отпустила, он пораженно посмотрел на свой палец и опустил руку на ее бедро, привлекая ее ближе к себе; ее голени упирались в край ванны.
— Вы загадка, моя госпожа. Я спрашиваю себя, почему я не бегу от искушения, такого огромного, что даже участие в дюжине крестовых походов не смоет грех с моей души.
— Вы так и не ответили на мой вопрос. Вы боитесь меня, сэр рыцарь?
Он улыбнулся, и на этот раз улыбка достигла его глаз, заставляя их сиять, словно сапфиры в свете костра. Это поразило ее. Он почувствовал, что она такое, но нисколько не боялся.
— Я умру в этих землях, но не от вашей прелестной руки. Хотя, на мой взгляд, гораздо лучше умереть у вас на руках.
Это немного омрачило момент. Подумав об этом, она огорчилась более, чем следовало бы, ведь она только что встретила этого мужчину.
— Я запрещаю вам говорить о такой чепухе. Мы смоем эти мысли прочь.
Когда она нагнулась, чтобы поднять ведро с водой, он придержал ее за локоть.
— Оно слишком тяжелое, моя госпожа. Пожалуйста, позвольте мне.
Она могла бы поднять этого рыцаря одной рукой, но его галантность отозвалась в ее теле волной удовольствия. Он опрокинул на себя ведро с водой, намочив волосы. Вода тонкими струйками стекала по телу. Рыцарь явно был долгое время в пустыне. Она уже поняла это по бронзовому загару на его лице.
Когда он поставил ведро на землю и выпрямился, чтобы растереть себя, она остановила его. Не позволив ему самому откинуть мокрые волосы со лба, она сделала это за него. Поднявшись на цыпочки, кончиками пальцев дотронулась до его век, смахнув с ресниц воду, чтобы он снова смог открыть глаза. Когда она чуть опустила руки, ее пальцы начали ласкать его губы, его горло. Сейчас он пристально смотрел на нее своими голубыми глазами, в глубине которых читалось сомнение.
— Моя госпожа… я… вы знаете, что ничего мне не должны. Я ничего от вас не требую, даже вашего гостеприимства.
— Отказать в гостеприимстве путешественнику в пустыне? Так не поступают даже с врагом, не говоря уж о человеке, который спас жизни моих слуг и, возможно, мою собственную?
— Это была услуга. Я с радостью бы сделал это еще сотню раз, чтобы ваша красота освещала мир еще один день.
— Или ночь, — пробормотала она.
— У такой леди, как вы, — продолжал он упорно, — наверняка есть любящий муж, и я не хочу быть причиной вашего бесчестия. Вы ничего мне не должны.
Ей пришлось спрятать улыбку, вызванную его настойчивостью, хотя она чувствовала, что его сердце дрожит от ее заигрываний.
