— Сарг, прекрати, зазвучал серебристый голос. — Ничего страшного не произошло
— Но этот раб мог перевернуть вашу карету! — сердито возразил кучер, неохотно пряча бластер и бросая на Чейна злобные взгляды.
Впрочем, варганец уже забыл о его существовании. Он подъехал к карете и вежливо поклонился.
— Прошу прощения, прекрасная Ормера. Я не хотел причинить вам неприятности. Просто я очень спешу.
Дама откинула вуаль, и Чейн замер, пораженный. Как и все обитатели Антея, он был наслышан о красоте Ормеры, супруги могущественного губернатора Сель-кара, но ничего подобного не ожидал. Воспоминания о прелестях юной Вессары сразу же померкли в его памяти.
— Ты знаешь мое имя, раб? — спросила Ормера, обнажив в улыбке жемчужные зубки
— Я не раб, — нахмурившись, ответил Чейн. — Я гладиатор из казармы Фарха Косматого.
Карие глаза красавицы удивленно округлились.
— Гладиатор? Что-то я не видела тебя прежде в поединках.
Чейн досадливо закусил губы.
— Это правда, — неохотно признал он. — Я еще не участвовал в боях. Только через неделю заканчиваю первый цикл подготовки. Прошу прощения, леди, но я опаздываю в казарму на утреннюю поверку.
Эти слова не произвели на Ормеру никакого впечатления. Она и не подумала уступить Чейну дорогу.
— Первый цикл? переспросила леди с ироничной улыбкой Тогда ты еще имеешь статус простого раба, разве тебе это не известно?
Чейн хмуро кивнул, успокаивающе поглаживая ладонью чешуйчатую голову Чака.
— Да, это так, прекрасная леди. Я раб. Пока еще раб. Ормеру, похоже, не удовлетворила его показная покорность.
— Раб… Тогда почему ты находишься на улицах города? Насколько я помню, рабам под угрозой казни запрещено покидать казармы.
Драгоценные мгновения таяли. И тогда Чейн дерзко улыбнулся.
— Что такое смертная казнь по сравнению с объятиями юной красотки! Не буду скрывать, леди Ормера, эту ночь я провел в дворцовых покоях.
Брови Ормеры изумленно взлетели вверх.
— Что? Раб, ты понимаешь, что говоришь? За такую дерзость тебя стоило бы распять на первом же придорожном столбе! Если император узнает…
Чейн ответил еще более наглой улыбкой.
— Прошу прощения, но и уважаемый губернатор вряд ли был бы в восторге, если бы застал свою супругу в столь ранний час вдали от своего особняка.
Кучер тихо выругался и вновь потянулся рукой к бластеру, но звероконь так угрожающе зашипел, обнажив зубы, что зеленый антаресец мигом передумал.
Ормера смотрела на наглого раба, слегка приоткрыв рот от изумления.
— Это… это неслыханно… — пробормотала она. — Ты… ты осмеливаешься ставить первую леди столицы и жалкого раба на одну доску?
Чейн спокойно кивнул.
— Совершенно верно. Все мы люди — и знать, и гладиаторы, и даже рабы. И всем нам надо утолять вожделения плоти. Уверяю вас, Ормера, что в постели я стою куда больше, чем все ваши пресыщенные развратом патриции. Еще раз прошу прощения, но я больше не могу задерживаться.
Он раздраженно ударил Чака ладонью по боку, и звероконь, присев, перепрыгнул через экипаж, едва не заставив перетрусившего кучера упасть на землю. Дальше последовала бешеная гонка по лабиринтам узких улиц. Край солнца уже поднялся над горами, и город залили водопады горячих зеленых лучей. Первые вышедшие на улицы простолюдины шарахались из-под ног Чака в разные стороны, а однажды звероконю даже пришлось сшибить с ног стражника, неосмотрительно бросившегося им наперерез.
И все равно Чейн опоздал. Когда он, оставив взмыленного Чака у конюшни, примчался к казарме, взвод строился на площадке. Двадцать пять будущих гладиаторов, облаченных в легкие доспехи, даже не взглянули в его сторону, но командир взвода Фарх остановил опоздавшего повелительным взглядом.
— Раб Чейн, иди в казарму, — произнес он.
— Но, командир…
— Иди, я тебе говорю! Потом с тобой разберусь. Взвод, налево! Марш!
Будущие гладиаторы бодро протопали на плац мимо Чейна, бросая на него кто сочувственные, а кто откровенно ненавидящие взгляды. По устоявшейся традиции, на подготовительной стадии будущие гладиаторы разбивались на взводы по расовому признаку, так что все обитатели казармы 2-24А были людьми. Однако лишь один Чейн имел земные и вдобавок варганские корни. И трудно было сказать, кого в Чейне больше невзлюбили некоторые из его «товарищей» — потомственного терранина или бывшего Звездного Волка. Земля была одним из двух центров Федерации, и этого было достаточно, чтобы обитатели многих миров относились к ней так же, как обычно жители провинции относятся к далекой и недоступной столице — с ревностью и едва скрываемой завистью. Звездные же Волки считались вне закона в любом конце галактики, их было принято убивать на месте, без суда и следствия. И тот факт, что захваченный в плен варганец нашел защиту в лице самого императора Антиоха, не мог не вызвать у многих обитателей казармы острую ненависть.
Однако Чейну было на все это наплевать. Его сейчас беспокоил лишь один человек — Фарх. Взводный славился своей свирепостью среди других ветеранов-гладиаторов и обычно жестоко наказывал рабов даже за малейшую провинность. А опоздание к утренней поверке тянуло на большее!
Чейн вошел в казарму и, добравшись до своей койки, улегся на нее, не снимая ботинок. Глаза у него слипались, в голове слегка шумело… Он вспомнил про леди Ормеру и невольно причмокнул — вот это красотка! Да и чем, в конце концов, спальня губернатора хуже покоев одной из наложниц старого кровопийцы Антиоха?
Но вздремнуть как следует Чейну не удалось. Дверь в казарму с треском распахнулась, и на пороге появился Фарх. Его вид не обещал рабу Моргану Чейну ничего хорошего.
— Встать! — рявкнул взводный, и молодой варганец сам не заметил, как оказался на ногах. Два месяца безжалостной муштры сделали из него робота, запрограммированного на безоговорочное послушание и на убийство себе подобных. Впрочем, этот робот порой давал сбои, и ветеран-гладиатор явно намеревался подкрутить кое-какие разболтавшиеся болты и гайки.
— Почему опоздал на поверку, раб? — грозно вопросил взводный, поглаживая ладонью рукоять станнера, висевшего за поясом.
Чейн успокаивающе улыбнулся.
— Брось, Фарх, мы же не на плацу, — мирно заметил он. — Разве ты забыл, что вчера вечером проиграл мне в стереокарты? Вместо отдачи денежного долга ты мне разрешил…
На выпуклом лбу Фарха вздулись жилы, шрам, пересекавший всю правую щеку, побагровел.
— Сучий потрох, ты еще смеешь мне возражать?! — заорал взводный. — Я разрешил тебе провести ночь у этой толстозадой сучки, но не опаздывать к поверке! Забыл, что в пять ноль-ноль в казарме отключается гипносон и объявляется подъем? Ничего, я тебе напомню…
Фарх выхватил станнер, намереваясь отхлестать провинившегося раба особыми болевыми лучами. Чейну уже приходилось подвергаться подобной экзекуции, и он знал, что сравнить это дьявольское оружие можно было лишь с оружием каяров, которое безжалостные хозяева Поющих Солнышек когда-то испытали на их с Гваатхом шкурах.
