Пытаясь ответить на эти вопросы, наука сталкивается со следующей проблемой: Вселенная заключает в себе все, что физически существует; научное объяснение должно включать какую-то физическую причину; однако любая физическая причина, по определению, является частью Вселенной, которую и требуется объяснить. Таким образом, любое чисто научное объяснение существования Вселенной неминуемо замыкается в порочный круг. Даже если начать с чего-то очень маленького (например, с космического яйца, с крохотного участка квантового вакуума или с сингулярности), то мы все равно начинаем с чего-то уже существующего. Наука может проследить путь развития Вселенной из более раннего состояния физической реальности, вплоть до Большого взрыва, – но в конце концов она упирается в тупик. Наука не в состоянии объяснить происхождение первоначального физического состояния из ничего. По крайней мере, именно на этом настаивают непробиваемые защитники гипотезы Бога.
История показывает, что в случаях, когда наука выглядит неспособной объяснить какое-либо природное явление, последователи религии моментально указывают на божественного Творца в качестве объяснения – и бывают посрамлены, когда наука наконец успешно заполняет пробел. Ньютон, например, думал, что Бог должен время от времени слегка поправлять траектории движения планет, чтобы они не сталкивались друг с другом. Однако через сто лет после Ньютона Лаплас доказал, что физика и сама способна справиться с сохранением устойчивости в Солнечной системе. (Когда Наполеон спросил Лапласа, почему в его книге о строении Солнечной системы ни разу не упоминается Бог, Лаплас дал свой знаменитый ответ: «Мне эта гипотеза не понадобилась».)
В более поздние времена сторонники религии утверждали, что естественный отбор сам по себе не может объяснить возникновение сложных организмов, поэтому Господь должен «направлять» процесс эволюции, – утверждение, которое решительно и с ликованием опровергают Докинз и другие дарвинисты. Подобные утверждения, привлекающие Бога для объяснения мелких проблем в биологии или астрофизике, обычно бьют по самим же последователям религии. Однако верующие чувствуют себя гораздо увереннее, когда речь идет о вопросе «Почему существует мир?».
«Похоже, ни одна научная теория не в состоянии заполнить пробел между абсолютным ничто и полностью развившейся Вселенной, – пишет Рой Абрахам Варгиз, апологет религии с научным уклоном. – Вопрос об истоке истоков является метанаучным – наука может его поставить, но не может на него ответить»4.
С этим мнением согласен знаменитый гарвардский астроном (и набожный меннонит) Оуэн Гингерич. В 2005 году в Мемориальной церкви Гарварда Гингерич прочитал лекцию под названием «Вселенная Господа», в которой заявил, что вопрос об истоке истоков является телеологическим – «и не дело науки пытаться на него ответить».
Когда атеист слышит подобные аргументы, он обычно пожимает плечами и говорит, что Вселенная попросту существует. Возможно, она существует, потому что существовала всегда. А может быть, она появилась без всякой на то причины. В любом случае она в самом деле существует, и это установленный факт.
Взгляд на существование Вселенной просто как на установленный факт не нуждается в объяснении для существования Вселенной в целом и таким образом избегает необходимости постулировать какую-то трансцендентную реальность (вроде Бога) для ответа на вопрос «Почему мир все-таки существует?». Однако с точки зрения интеллекта это выглядит как признание своего поражения. Одно дело – привыкнуть к мысли, что Вселенная не имеет ни цели, ни смысла – все мы прошли через это в темную ночь души, – но как принять Вселенную, не имеющую объяснения? Это уже слишком абсурдно, по крайней мере для тех, кто ищет причину всему, как свойственно нашему виду. Осознаем мы или нет, мы инстинктивно следуем принципу достаточного основания, сформулированному философом Лейбницем в XVII веке: у всего есть причина. Для каждого истинного утверждения должно быть основание, почему оно истинно; для каждого существующего явления должна быть причина, почему оно существует. Над принципом Лейбница некоторые посмеивались, называя его «метафизическим требованием», однако этот принцип лежит в основании науки, где доказал свою успешность настолько, что может считаться проверенным на практике – он действительно работает. Похоже, что принцип достаточного основания сам является основанием мышления, ведь любая попытка доказать его или опровергнуть заранее предполагает его истинность. А если он истинен, то должно быть какое-то объяснение существования мира, независимо от того, можем мы это объяснение найти или нет.
Мир, который существует без всякой причины (иррациональный, случайный, «просто так появившийся»), был бы кошмарным местом для жизни – по крайней мере, так считал американский философ Артур Лавджой. Читая в 1933 году в Гарварде серию лекций на тему «Великая цепь бытия», Лавджой заявил, что подобный мир «был бы чем-то зыбким и не заслуживающим никакого доверия; неопределенность распространялась бы на все; все что угодно (за исключением, конечно, противоречия) могло бы существовать и все что угодно могло бы происходить»5.
Означает ли это, что мы обречены выбирать между Богом и полным абсурдом? Эта дилемма не давала мне покоя с тех пор, как я впервые столкнулся с тайной бытия. И именно эта дилемма заставила меня задуматься о том, что же собой представляет «бытие». В философии изначальная основа реальности называется «субстанция». Согласно Декарту, мир состоит из двух видов субстанции: res extensa, или материальная (которую он определял как «протяженную субстанцию»), и res cogitans, или духовная («мыслящая субстанция»). Сегодня мы в основном придерживаемся взгляда, унаследованного от Декарта: Вселенная состоит из физической материи (Земля, звезды, галактики, излучение, темная материя, темная энергия и так далее), а также содержит биологическую жизнь, которая, как выяснила наука, имеет физическую основу. Кроме того, Вселенная содержит сознание, то есть такие субъективные умственные состояния, как радость и горе, ощущение красного и боль от ушибленного пальца. (Сводятся ли эти субъективные состояния к объективным физическим процессам? Философия пока не определилась с ответом.) Объяснение лишь объединяет в причинно-следственную цепочку понятия в одной из данных онтологических категорий: удар шара для боулинга вызвал падение кеглей; страх финансового кризиса вызвал падение акций.
Если в реальности существуют только материя и сознание, связанные цепочками причинно-следственных связей, то тайна бытия действительно выглядит неразрешимой. Но что если такая дуалистическая онтология слишком упрощает мир? Я начал это подозревать, когда, после подросткового флирта с экзистенциализмом, с головой ушел в чистую математику. Математики целыми днями размышляют не только о цифрах и кругах, но и об n-мерных континуумах, полях Галуа и кристаллических когомологиях, которые не существуют в нашем пространстве-времени – то есть они нематериальны. Однако и к области сознания они не относятся, ибо ограниченный ум математика никак не может вместить неограниченные числа. В таком случае существуют ли математические понятия? Все зависит от того, что понимать под «существованием». Платон явно думал, что существуют. Более того, он считал, что математические объекты, неизменные и не подверженные течению времени, более реальны, чем объекты, доступные нашему непосредственному восприятию. То же самое относится к абстрактным идеям – таким, как «добро» или «красота». С точки зрения Платона, подобные «формы» и составляют истинную реальность, а все остальное – всего лишь видимость.
