В его замок, где, сообразно своему характеру и своим привычкам, он правил подобно королю.
Нетерпимый, высокомерный, неукротимый, он требовал беспрекословного подчинения, как во времена феодалов, не только от своих слуг, но также и от своих детей.
От проявлений отцовского деспотизма сын укрывался сначала в Итоне, затем в Оксфорде.
После этого он вступил в гвардию гренадером, в этот «семейный полк».
Для девочек же — леди Уинифред и леди Эмили — подобной возможности бегства не существовало.
Даже если бы они и пожелали восстать, у них ничего не получилось бы.
Как потом леди Уинифред рассказывала своей дочери, все, что было связано с предстоящим балом, начиная уже с самого первого известия о нем, приводило девушек в безумное волнение.
Балу предстояло стать роскошным и важным событием, так как граф знал, чего от него ожидают, да он и не делал никогда ничего вполсилы.
От каждой семьи в округе потребовали разместить столько прибывающих гостей, сколько в состоянии были вместить их дома.
Сам замок заполнили наиболее значительные персоны из числа светских знакомых графа.
Конечно, приглашены были и те неженатые молодые люди, которых он счел возможным рассматривать в качестве достойных женихов.
С того момента, как его дочери достигли возраста, когда могли быть представленными королеве, граф стал задумываться о подходящих партиях.
— Но, папа, предположим, мы не полюбим тех, кого вы выберете нам в мужья? — какого спросила его Уинифред.
Граф хмуро посмотрел на дочь.
— Любовь придет после свадьбы, — отрезал он. — Вашим дочерним долгом является выйти замуж за достойного жениха, чья кровь будет столь же голубой, как и наша, и кто сумеет обеспечить вас всем, к чему вы привыкли.
Тон его слов заставил Эмили, более робкую из близнецов, задрожать.
Но Уинифред, будучи храбрее, возразила:
— Я думаю, папа, я чувствовала бы себя несчастной, если бы мне пришлось выйти замуж за человека, которого я не люблю.
— Вы выйдете замуж за того, за кого я вам велю! — пресек граф возражения дочери. — Я не потерплю никакой этой современной ерунды, когда девушка сама выбирает себе мужа, в то время как у нее для этого есть отец.
Леди Уинифред не спорила.
Полюбив Ричарда Шенсона, она не сомневалась, что отец никогда не одобрит ее выбор.
Молодой человек был красивее и привлекательнее того туманного героя, которого Уинифред рисовала себе в мечтах.
Ричарда на бал привез кто-то из соседей, живших неподалеку.
Протанцевав с Уинифред три танца, он уговорил ее встретиться с ним на следующий день.
Их никто не заметил в лесу, разделявшем владения графа и друзей Ричарда Шенсона.
Ричард признался леди Уинифред, что полюбил ее с первого взгляда.
— Это может показаться вам странным и невероятным, — говорил он, — но клянусь вам всем святым для меня, вы — та, которую я искал всю жизнь. Мой единственный шанс стать счастливым — по-настоящему счастливым — заключен в вашем согласии выйти за меня замуж.
А поскольку сама Уинифред испытывала по отношению к нему те же чувства, она не сомневалась в его искренности.
Но она также не сомневалась и в том, что отец ни на минуту не согласится представить Ричарда в качестве своего зятя.
Граф уже объявил ей, что она должна быть особенно мила с маркизом Барфордом, старшим сыном герцога Белминстерского.
Леди Уинифред танцевала с ним на балу.
Однако с первого же момента, когда рука маркиза обвила ее талию, девушка поняла, что никогда не сможет, даже если отец распнет ее за отказ, согласиться стать женой этого человека.
Маркиз был приземистым, жирным, удивительно невзрачным молодым человеком, явно уверенным в важности собственной персоны.
Он разговаривал с девушкой в снисходительной манере, которая вызвала у нее только негодование.
Как она сказала сестре, это приводило ее в ярость.
Танцуя с маркизом, Уинифред заметила, как отец доверительно беседует о чем-то с герцогом.
И по тому, как оба проводили их взглядом, девушка догадалась о предмете разговора.
Она попыталась было объяснить Ричарду Шенсону, что их любовь безнадежна.
Но он только сжал ее в своих объятиях и поцеловал, и слова замерли у нее на губах.
— Я люблю вас! — сказал он. — И я немедленно поговорю с вашим отцом.
— Это будет… бесполезно, — сумела пробормотать леди Уинифред. — Он будет… Он никогда не позволит мне… он не позволит мне выйти замуж за того, у кого нет… титула, за того… и кто, по его мнению, менее знатен, чем он сам…
— Я стану баронетом после смерти отца, — заметил Ричард, — но до этого, наверное, пройдет лет двадцать.
Леди Уинифред посмотрела глазами, полными слез.
— Как же так… Почему это случилось именно с нами? — спросила она прерывающимся голосом.
— Мы нашли друг друга… И это единственное, что имеет для нас значение, — заявил Ричард Шенсон, — но это означает, моя любимая, что вам предстоит проявить смелость и решительность.
Не понимая, леди Уинифред вопросительно взглянула на него.
— Это означает, — спокойно объяснил он, — что нам придется сбежать. Я достану специальную лицензию, а когда мы поженимся, ваш отец ничего уже не сможет сделать.
— Он… он никогда не простит… меня, — прошептала Уинифред.
— Разве это действительно значит для вас так много? — спросил ее Ричард Шенсон.
Ей не надо было отвечать, он и так все понимал.
Они и в самом деле убежали.
Ричард Шенсон устроил все так хорошо, что они успели обвенчаться и были уже на пути во Францию, прежде чем графу стало известно о случившемся.
Граф бушевал. Его гнев эхом разносился в стенах замка, подобно порывам северного ветра.
Он пребывал в такой ярости, что прислуга на кухне дрожала от страха.
Даже собаки попрятались под столами, словно и они опасались последствий его гнева.
Граф поклялся никогда больше не говорить с дочерью.
Послав за своими поверенными, он вычеркнул ее имя из завещания.
Было, вероятно, неизбежным, что и леди Эмили последует примеру сестры.
Сестры-близнецы всегда все делали вместе.
Они были так похожи и настолько близки, что скорее походили на одного человека, чем на двух разных.
Леди Эмили хранила молчание и о бегстве, и о письмах сестры.
Граф и понятия не имел, как часто она получала от нее весточки.
