— Велено ждать, — коротко ответила она и повернулась, собираясь удалиться.
— У нас нет времени! — повысила голос тетя Катя.
Домработница обернулась и одну минуту изучала тетку пристальным и недобрым взглядом.
— Хозяйка велела сказать, что, если кто спешить будет, она не удерживает, — сообщила она наконец. Еще минуту помедлила, ожидая ответа, но собеседница молчала. Нина злорадно хмыкнула, открыла дверь и скрылась в глубине дома.
— Нет, вы слышали, как она разговаривает, — пробормотала Альбина Яковлевна. — Никаких тормозов… А передник какой грязный!
— Да, уж, — брезгливо подтвердила тетя Катя, обретая дар речи, — не мешало бы ей постираться… Впрочем, не наше дело. А вот то, что приходится ждать почти час, безусловно, наше…
— А ты уезжай, — посоветовала ей Валькина мать. — Плюнь и обидься. Чего зря унижаться? Все равно ведь вам вряд ли что-то достанется…
Екатерина Алексеевна резко повернулась к ней.
— А ты бы приберегла советы для дочери, — ответила она очень сухо.
— Валька уже большая, советов не слушает, — беззаботно ответила мать.
— Вот и держи их при себе…
— Дамы! — вмешался в беседу Сергей Владимирович.
— Давайте не будем ссориться, — предложил он дипломатично и сразу приобрел сходство с котом Леопольдом. — Нам пока нечего делить.
Его жена пожала плечами, признавая разумность довода, и отошла к окну.
Некоторое время собравшиеся молчали.
Они вообще встречались очень редко, и родственниками считались лишь формально. Впрочем, Валя дружила с Димкой, сыном Сергея Владимировича и Екатерины Алексеевны. Димка был очень славный. Вообще-то, родители считали, что с ребенком им не повезло. Димка не унаследовал ни мягкой, но настойчивой пробивной силы отца, ни железной воли матери. Был он человеком добрым (слабохарактерным, в родительской интерпретации), равнодушным к деньгам (лишенным амбиций) и абсолютно нерасчетливым в выборе знакомых (недальновидным).
С Валькой они подружились еще в детстве. Во-первых, потому что учились в одной школе (правда, Димка был на два класса старше), а во-вторых, потому что Димка очень любил рассказывать прочитанные книжки, а Валька очень любила его слушать. Димкины родители их дружбу не поощряли, но и не запрещали, скорее всего, им было все равно. А вот Валькиным родителям Дима нравился, и он проводил в их доме гораздо больше времени, чем в собственном.
С детьми Евгения Павловича и Альбины Яковлевны у Вальки отношения не сложились. Дело даже не в том, что они ей не очень нравились (хотя был такой грех), просто познакомились они уже в том возрасте, когда сойтись труднее, чем в детстве.
И Стаська, и Фидель родились в Гаване, когда их родители строили для кубинского народа то ли электростанцию, то ли какой-то другой нужный в хозяйстве объект. Верноподданническое имя Фидель, данное сыну в надежде на некоторые выгоды, принесло только моральные дивиденды. Счастливую мать, прижимающую к груди новорожденного, сфотографировали для центральной кубинской газеты, короткие сообщения мелькнули в телерепортажах. И все. Именитый тезка на заигрывания не среагировал, и интерес к русскому семейству, давшему отпрыску имя вождя кубинской революции, быстро увял.
Так что Федька, как теперь предпочитали называть его родители, расплачивался за родительские грехи в одиночестве.
Стаську назвали странным для женщины именем «Станислава», но и этот родительский поступок имел вполне логичное обоснование. Только не подумайте, что ждали мальчика, приготовились назвать его Стасиком, а когда родилась девочка, то в припадке разочарования нарекли ее тем же именем… Совсем нет. Станиславой звали богатую бабушку тети Али, от которой семейство ожидало некоторых дивидендов. И, надо сказать, в отличие от кубинского лидера старушка не обманула ожиданий. Стаське досталась большая квартира, правда в ближайшем Подмосковье, но дареному коню, как известно, зубы не считают. Сейчас Стаська, отметившая двадцать восьмой день рождения, затеяла обмен квартиры на меньшую в столице, невзирая на родительское сопротивление. Федька завидовал сестре со всей силой, на какую был способен тридцатилетний холостяк, обладающий никому нынче не нужным историческим образованием и не имеющий никаких материальных перспектив, кроме родительского наследства.
«Господи, кто же знал!», — стонала Альбина, нацелившая сына на партийную карьеру, первой ступенькой к которой и являлся истфак. События повернулись совсем не в ту сторону, и Федька, дважды обманутый — судьбой и родителями, превратился в желчного, рыхлого и вечно раздраженного маменькиного сыночка, похожего на кастрированного домашнего кота, и так же боящегося улицы и незнакомых людей. Валька сочувствовала ему и ругала себя за то, что избегала общения с родственником. Спору нет, парня жаль, но уж больно он занудный…
Стаська, в отличие от брата, уродилась на свет особой цепкой, пробивной и упорной, как бультерьер. Уже в детстве она с маниакальной настойчивостью тащила в свою сторону любые приглянувшиеся ей игрушки, не обращая никакого внимания на рев собратьев по песочнице. Повзрослев, Стаська так же упорно прибирала к рукам все, что ей нравилось: фирменные тряпки, симпатичных мальчиков, нужных подружек и их родителей. Практически безо всякой родительской помощи она поступила в финансовую академию, выбрав мало кому знакомую специальность маркетолога, и не ошиблась с оценкой ее перспективности. Сейчас Стаська работала аналитиком в американской компании, занимающейся исследованием загадочного российского рынка, зарабатывала две тысячи долларов в месяц и имела все шансы стать первым русским руководителем московского филиала фирмы. Обычно на этот пост американцы назначали только своих соотечественников, опасаясь русской вороватости, но Стаська, похоже, и их сумела прибрать к рукам. Вальке казалось, что бабушка Стаську не любила. Странно. Из всех отпрысков фамилии та была больше всех похожа на Евдокию Михайловну, если не внешностью, то беспощадной бульдожьей хваткой и твердостью в достижении поставленной цели.
Да-а, интересной персоной была бабушка году, примерно, в шестидесятом. Хотя почему «была»? Она и теперь несильно переменилась. Разве что морщин прибавилось…
А фигура по-прежнему стройная, почти такая же, как была в молодости, когда бабушка, тогда еще молоденькая Дунечка Головина, закончила хореографическое училище при Большом театре и была принята в труппу на вторые роли. Валька видела старые фотографии в ее альбоме. Неправдоподобно молоденькая и хорошенькая бабушка в накрахмаленной юбочке стояла перед фотографом, скрестив гибкие руки и опустив долу лицемерные глаза с узким азиатским разрезом. Это просто фантастика, как нравилась коварная дебютантка обеспеченным, сытым карьеристам! И еще более фантастично то, как хорошо уже в этом невинном нежном возрасте соблюдала Дунечка свой собственный корыстный интерес!
Родственники брезгливо подбирают нижнюю губу, упоминая о многочисленных связях бабушки. Впрочем, Валька уже не маленькая и прекрасно понимает смысл поговорки «зелен виноград…» Тетя Аля полжизни бы отдала за то, чтобы хоть годик пожить так же весело, как жила в молодости бабушка. А тетя Катя, хоть и похожа на Торквемаду в приступе нравственного негодования, не отказалась от возможности урвать кусочек бабушкиного пирога, приехала по первому зову…
