Занимаясь разминкой под пристальным взглядом Папы, обдумывал возможные причины нашей встречи. С криминалом, если не брать в расчет тот эпизод годичной давности, я завязал — заработанных денег хватало с избытком. О двух жмурах — верных соратниках старого монаха — знал только Земеля, неизменно страхующий меня на этих "выездных сессиях". И уж в его-то способности молчать я не сомневался — не тот человек. Так что шантажировать меня неожиданному гостю было нечем. Что не уменьшало беспокойства.
— Чему обязан визитом? — первым не выдержал я.
— Ходят слухи… — затягиваясь уже не первой сигаретой, произнес Папа, — Ходят слухи, что одаренные могут восстановить перегоревший источник, если знать как…
— Могут, даже не зная… механизм неизвестен. — Отозвался я, пыхтя на сотом отжимании.
— Могут. — Согласился собеседник. — Или не могут.
— На все воля господа, — прикинулся я ничего не понимающим, меняя упражнение.
— Господь велик! — все так же покладисто откликнулся вор. — Вот только пути его неисповедимы, так же, как и деяния его, и дары.
Вися вниз головой на сколоченной Чжоу перекладине, поддержал:
— Аминь.
Пара минут тишины.
— И еще знающие люди говорят, что рядом с одним графом такие чудеса происходят чаще обычного…
— Люди много чего говорят, не всегда стоит верить. — Где-то у Милославского конкретно течет, и мне это не нравится.
— Я бы не поверил, но это очень авторитетные люди, во вранье раньше замечены не были.
— Все случается когда-то в первый раз. Бывает, и проверенные люди ошибаются.
— Бывает… Но тонущий хватается и за соломинку.
Молча спрыгнул с турника и приступил к растяжке. Время незваного визитера заканчивалось, что почувствовал и он сам. Поэтому сев на шпагат почти перед самым носом Сорецкого, удостоился новых откровений:
— Надавить на вас мне нечем. Так что я ограничусь одной историей. Еще при отце нынешнего императора жил в столице молодой и горячий вор. Успешный вор, никакая преграда не была для него помехой. Ходили сплетни, что даже в царский дворец забирался, но это, конечно, молва уже загнула… хотя… кто знает, кто знает… И вот однажды мелькнула маза, что одна дворяночка ищет специалиста, способного выкрасть у другого дворянина компрометирующие ее письма. Вор взялся за заказ. Женщина была молода и красива, а вор, как уже говорил, юн и горяч, поэтому в качестве платы потребовал не деньги… — многозначительная пауза. — Аристократке было некуда деваться, поэтому она согласилась на выставленные условия. И даже честно их исполнила. В отличие от супруга дамы, вор был хорош не только в своем ремесле, так что одна ночь переросла в длительную связь, пока любовника не схватили легавые и не отправили за его грехи по этапу. С тех пор много воды утекло, вор и аристократка больше никогда не виделись.
Было предельно ясно, что Папа говорит о собственной молодости, поэтому никаких язвительных комментариев не отпустил, хотя на языке вертелись. Распутавшись из особо заковыристой позы, знаменующей конец растяжки, опустился на коврик для медитаций. В транс входить, разумеется, не стал, но веки прикрыл. Авторитет являлся очень слабеньким, но все же одаренным, и в видении светился, а для применения этого навыка открытые глаза мне давно не требовались. Вор был умен и моей мнимой беззащитностью не обольщался, поэтому все так же ровно сидел на моем любимом бревне. Пока занимался зарядкой, с невольным уважением отметил, что нарушитель безошибочно вычислил единственную мертвую зону камер. Как раз на этом месте мне нравилось обдумывать свои мысли, и именно поэтому ни одно наблюдающее око никогда не смотрело на данный пятачок в три квадратных метра.
— У связи были последствия: графиня родила дочь. — Продолжил тем временем Сорецкий, — К счастью, и лицом и даром девочка пошла в мать, так что никто и никогда не связал ребенка с его настоящим отцом. Девочка давно выросла, вышла замуж, готовилась стать матерью. Но не так давно с ней случилась беда — пьяный лихач за рулем не справился с управлением, вылетел на тротуар, где сбил в том числе и мою… — впервые голос мужчины дрогнул, а то я уж было совсем думал, что у гостя не нервы, а канаты, — … дочь вора и графини.
Теперь я уже знал, о ком идет речь: эта авария наделала много шума, подобные происшествия пока еще не были в порядке вещей. Придурок, севший нетрезвым в машину, сбил не только беременную женщину, пострадали еще три ее подруги, остановившиеся что-то обсудить у витрины ателье. Но те отделались ушибами и вывихами, еще осколками разбитого стекла посекло, а вот основной удар пришелся на стоявшую спиной к дороге Марину Болотову. Супругу, между прочим, надворного советника Болотова, с которым я поверхностно знаком. Редкостный зануда, любитель присесть на уши, но компетентный в своем деле специалист. Наводить мосты с советником пришлось по просьбе Черного, чем-то Борису этот тип мог помочь. Сотрудничество их вроде бы потом вполне успешно сложилось. Тесен мир. Знал бы, что у Болотовой все серьезно, мог бы и сам подумать как помочь, а так только карточку со словами поддержки отправил — стандартный знак внимания. А догадку, что все у женщины плохо, тут же подтвердил Папа:
— Пытаясь спасти нерожденного ребенка, она перенапрягла свой невеликий дар — источник выгорел. Но беременность все равно сохранить не удалось — повреждения оказались слишком серьезные. В прессе этого не сообщали. А она уже дважды пыталась покончить с собой, муж и родственники едва успевали в последний момент. Сейчас около нее дежурят круглосуточно, но она уже почти неделю отказывается есть. Физически молодая женщина совершенно здорова, все-таки работали с ней лучшие целители, но вот потеря и ребенка и источника… да еще одновременно…
— Я слышал о случившемся с госпожой Болотовой, хотя и не подозревал, сколь велики последствия. В прессе об этом действительно ни слова.
— Родные позаботились, — пояснил авторитет и, наконец-то, перешел к сути разговора, — У графини кроме дочери есть еще двое детей. А вот у вора их больше нет, и никогда уже не будет — не позволит кодекс. Поэтому оценить размеры благодарности отца… трудно. Все, что вы захотите: деньги, произведения искусства, люди… Назовите свою цену.
Слово было произнесено.
Отказать? — нажить смертельного врага. Тот лихач, что сбил женщин, на днях повесился в изоляторе, причем, со слов Руса, будучи уже мертвым и не совсем целым — вот это, я понимаю, тяга к самоубийству! Сразу чувствуется, как человек раскаялся и осознал.
Согласиться? — значит подписаться, что я все-таки владею секретом. А у меня есть свои причины не давать эти знания широкой общественности. Очень эгоистические, не скрою, но есть.
Убить? — волчара этот старый и битый, и мне, пожалуй, не по зубам. В смысле: убью-то я его легко, даже руку протягивать не надо, но только подстраховаться на данный случай он должен был, так что не вариант.
Заменталить? — маску Данила Александрович держит на пять, и она не дает определить, какие эмоции им сейчас владеют. А я теперь по себе знаю, насколько это важно. Никогда не забуду, как чуть не расхохотался императору в лицо всего лишь на призыв послужить Отечеству.
