Каждый из великих архитекторов, о которых рассказывается в этой книге, стремился с помощью своих творений улучшить положение дел. Многие считали свой стиль в архитектуре и урбанистический дизайн своеобразным лекарством для исцеления болезней современного города, которые, как мы будем слышать снова и снова, ведут к болезням людей. Они часто восставали против современности – им претили огромные масштабы, хаос и перенаселенность индустриальных и постиндустриальных городов. Некоторые призывали вернуться к простоте прошлого или к воображаемому покою аграрного общества, а то и к самой природе. Другие устремляли взгляд в будущее, когда достижения техники – железные дороги, автомобили или компьютеры – освободят людей от мрачного и безысходного города и породят новый, почти утопический образ жизни. Архитекторы проектировали здания и пространства между ними. Они стремились решить проблему улучшения существования человека через улучшение вещей, его окружающих: построек, жилых домов, транспорта или технологий. Прямо или косвенно визионеры, которым посвящена эта книга, стремились к тому, что теолог Рейнгольд Нибур называл «доктриной спасения посредством одних лишь кирпичей»1.Они прилагали все усилия к реформированию строительной среды, видя в ней средство реформирования человека и общества. Это убеждение глубоко укоренилось в нашей культуре, словно мы, жители современных городов, поклоняемся неодушевленным вещам, веря в то, что они способны трансформировать наши дух и душу.
Результаты подобной деятельности различались. Некоторые города мечты, описанные в этой книге, принесли с собой весьма печальные плоды – их строительство привело к разрушению более древних городских пейзажей, достоинства которых позже были общепризнаны, и к переселению миллионов людей из знакомой среды в среду незнакомую и часто неадекватную. Стремление к реформированию густонаселенного города означало (во всем мире) создание и ускорение развития пожирающего ресурсы, подчиненного автомобилям пространства. Однако предпринимались и иные усилия по возрождению города со всеми его достоинствами. Эти архитекторы понимали всю сложность своей задачи, но тем не менее прикладывали героические усилия к тому, чтобы приспособить города к развивающейся современности. Такие визионерские кампании многие из них вели всю жизнь.
Эта книга – не история Утопий, хотя некоторые описанные в ней идеи вполне можно назвать утопическими. Это не полемика о недостатках наших городов – в ней нет модели более совершенного мира. Говоря словами историка и критика Льюиса Мамфорда, «и в конце я обещаю, что не буду делать попыток показать еще одну Утопию. Достаточно будет просто изучить основы, на которых строились все остальные»2. Я хотел рассказать историю значительной части нашей застроенной среды, рассказать о мечтах и намерениях (чаще всего неизвестных), стоящих за повседневными формами современного города. Я хотел дать читателю возможность понять архитектуру, которая его окружает (мою книгу можно считать своеобразным определителем, подобным тем, которые натуралисты используют для идентификации животных и растений в природе). Надеюсь, эта книга поможет вам прочесть, расшифровать и понять идеи архитекторов, научит понимать урбанистические типы по их оперению, пению, среде обитания и поведению. И тогда вы поймете, как эти типы активно формируют нашу жизнь, хотя мы, большинство из нас, большую часть времени совершенно этого не замечаем, будучи погруженными в свои повседневные заботы.
Замки
Бертрам Гудхью и романтический город
Вся история – это история стремлений.
Т. Дж. Джексон Лирс, «Возрождение нации»Спокойно на крепких скалах стоят безобразные дома: Приди и увидь мой сияющий дворец, построенный на песке!
Эдна Сент-Винсент Милле, «Вторая смоква»Я вырос в Андалусии XVI века. Или так может показаться. Большая часть маленького городка, где я родился, была застроена белыми оштукатуренными домиками под красными черепичными крышами. Глубоко расположенные окна были загорожены коваными металлическими решетками. Здание городского суда было богато украшено яркими тунисскими плитками и увенчано барочной башней с часами. Даже городская тюрьма – и та напоминала мавританский дворец. Зимой воздух был напоен ароматом цветущих апельсинов. Дома и общественные здания были увиты бугенвиллеей и вьющимися розами. Над морем красных крыш возвышались две колокольни старинной испанской церкви. Улицы пересекались под углом 45 градусов, что предписывалось индейскими законами, и носили имена первых здешних испанских поселенцев. Ряд старинных построек из необожженного кирпича были восстановлены, и сегодня они служат напоминанием о непрерывности исторического развития. Но 99 процентов города – абсолютная подделка. Я говорю о Санта-Барбаре. Этот город находится в Калифорнии, в 145 километрах к северу от Лос-Анджелеса. Санта-Барбара была построена преимущественно в ХХ веке и продолжает строиться в веке XXI американцами, сколотившими состояние в индустриальную эпоху и желающими жить внутри масштабной декорации, напоминающей о чьем-то давно исчезнувшем прошлом.
В детстве я катался по этой псевдосредиземноморской идиллии на скейтборде. Все казалось мне совершенно естественным. Становясь старше, я впитывал в себя эту атмосферу. Понял, что эта двойственность и внимание к деталям делали нас в Санта-Барбаре иными, напоминали о том, насколько лучше жить здесь, чем в окутанном смогом и заполненном машинами Лос-Анджелесе, этаком южном Вавилоне. Такая история утешала и успокаивала: псевдостаринный стиль города нес в себе и атмосферу добродетели, и своеобразную защиту, поскольку отделял нас во времени и пространстве от деградирующего и способствующего деградации людей Большого города.
Оценить свободу и пространство было довольно легко: отсутствие безумного количества машин и смога, несомненно, было большим плюсом. В этом отношении другим посчастливилось не так, как нам. Другая же сторона – неуловимое ощущение добродетели, излучаемое городской архитектурой, – поддавалась осознанию не так просто. Постепенно я начал понимать, что это была психологическая игра: ощущение путешествия во времени в лучший мир. И чтобы такое ощущение возникло, город должен находиться не просто на расстоянии многих километров от Большого города. Он должен быть совершенно другим и словно бы затеряться в прошлом. Эта отделенность – нечто большее, чем просто физическое расстояние, и преодолеть ее должно быть гораздо сложнее. На простейшем уровне старинная атмосфера обещает тем, кто вкладывает в город средства, значительную выгоду – не только в плане стоимости недвижимости, но и в плане социальной значимости и, возможно, в плане самооценки. Налет старины на недвижимости окружает человека или семью аурой «старых» денег – вот почему во все времена нувориши стремились отмывать свои деньги, покупая замки. Старина смывала с их богатств дурной запах выскочек. В Санта-Барбаре деньги почти всегда были «новыми», поскольку каждое поколение вновь прибывших везло сюда деньги, добытые на далеких капиталистических полях боя. В этот рай приезжали достойно отдыхать, удалившись на покой.
Иллюзия отделенности во времени и пространстве удовлетворяла и еще одно стремление – стремление не жить в современном городе и не иметь ничего общего с городской жизнью: с работой, тяжелым трудом, борьбой за существование, спешкой и другими людьми – особенно с малосимпатичными. Санта-Барбара – это современный город, добившийся успеха, притворившись, что в нем ничего этого нет. Его «новая старая» архитектура – иллюзия, поддерживающая коллективное заблуждение. Именно отличие и делает Санта-Барбару столь желанной. Это отличие создает основу Утопии: сюда может попасть не каждый.
