Хотя официальная столица фараонов двенадцатой династии находилась в Тебесе, большую часть года правители проводили в Файюмском оазисе, где возводились по их приказу пирамиды и храмы. Их наследники столицу покидали очень редко.
Описываемые в нашем рассказе события происходили в начале периода упадка Египта. На троне Гора в то время сидел тот, у кого хватило дерзости захватить его силой. В зависимости от того, усиливалась или же слабела центральная власть, а точнее, сильный или слабый фараон приходил в «Великий Город Юга» (еще одно название Тебеса), номархи — правители областей, или номов, — более или менее охотно ей подчинялись.
В это время — за шестнадцать с небольшим столетий до христианской эры — довелось родиться Хети, сыну Себехотепа. В момент нашего с ним знакомства основная власть сосредоточилась в руках фараона, который, как и все его предшественники, провозгласил себя потомком династии аменемхетов и сенусертов. Новый монарх, при коронации принявший имя Мернеферэ, преуспел в объединении долины к своей собственной выгоде…
Однако настало время представить вам Хети, сына Себехотепа.
1
Несколько поколений предков Хети жили на берегу озера, занимавшего большую часть территории Файюмского[2] оазиса, окруженного со всех сторон Западной, или Ливийской, пустыней. Тогдашние жители оазиса не дали ему имени, оно имелось только у озера — Хре-рези, что означало «Южное озеро». Иногда египтяне называли озеро Мер-уэр, или «Большое море» — этот пресный водоем был так велик, что приравнивался к внутреннему морю. Вода в озеро поступала по каналу, соединявшему его с длинным рукавом Нила, названному арабами Бахр Юсуф, то есть «Канал Иосифа» — по аналогии с мифическим героем библейской Книги Бытия.
Семья Хети не была родовитой. Среди предков Себехотепа, отца Хети, наверняка были богатые государственные чиновники или ученые писцы. Быть может, даже божественная кровь Гора, отличавшая фараонов от простых смертных, текла в их жилах. Как бы то ни было, Себехотеп был простым крестьянином. В сухой сезон он работал на земле и занимался ремеслом во время разлива, когда поля скрывались под покрывалом мутной от ила воды, являвшейся источником богатства долины Нила. Вода эта через время утекала к Средиземному морю, которое египтяне тогда называли просто Морем.
Хети вскоре должно было исполниться семнадцать, но он до сих пор носил детскую косу. Это была густая, не туго сплетенная коса, спадавшая до правого плеча. В отличие от сверстников, которые торопились избавиться от этого символа зависимости от родителей и уже в четырнадцатилетнем возрасте начинали просить своих отцов ее обрезать, открыв им путь в мир взрослых, Хети не спешил расстаться с беззаботным детством. Он был свободен в своих поступках и никогда не чувствовал себя униженным, даже если приходилось придерживаться установленных отцом правил. Хотя надо признать, правила эти все же сковывали порывы нашего героя, как мешают птице взлететь подрезанные хозяином маховые перья в крыльях.
Такое положение дел вполне устраивало Себехотепа, который тоже не торопился обрезать косу своему сыну: оба они знали, что, став взрослым, юноша сможет выбрать себе супругу и построить свой собственный дом, пусть небольшой и хрупкий, из соломы и сухого ила, в каком жила и семья Себехотепа, и вести свое хозяйство. А пока Хети во многом помогал отцу, и тому совсем не хотелось расставаться с сыном. У Себехотепа кроме сына была и дочь, Нубхетепи. Ей недавно исполнилось пятнадцать, и она помогала матери вести домашнее хозяйство, но со дня на день могла обрезать свою косу и уйти к супругу, под крышу его дома. Поскольку Хети не хотелось взрослеть, его отец был только рад тому, что еще целый год, а может, и два в семье будет ребенок.
Как и большая часть жителей оазиса, да и всей долины Нила, родители Хети были бедными людьми. Однако бедность не подразумевала нужду. Египтяне нуждались в самом необходимом только в редкие годы слишком сильных разливов или, наоборот, в годы засушливые, что случалось еще реже. Они привыкли собирать два урожая в год — сначала зерновые, а затем овощи, посаженные после жатвы. В это время становилось трудновато прокормить стада гусей и буйволов, являвшихся двумя самыми большими богатствами страны.
В поселениях дома строили с помощью соседей. Постройка дома не стоила владельцу ничего: самодельные кирпичи из необожженной глины скрепляли илом, взятым здесь же, на берегу Нила. Крышу дома мастерили из стволов пальм, которые покрывали глиной. В любой момент к этому жилищу можно было пристроить какое угодно количество комнат. Вся земля была поделена между государством, храмами и правителями номов (последние присвоили себе земли, получив определенную независимость от центральной власти в Тебесе). Чтобы построить дом, достаточно было получить разрешение у собственника земли. Жители деревень всегда работали на землевладельцев, которым принадлежали также и стада скота и птицы. Крестьяне получали небольшие участки, на которых могли выращивать что-нибудь для себя, при условии, что часть урожая будет поступать в закрома все того же владельца земли.
Себехотеп работал в поле и в посевную, и во время сбора урожая. Сухой сезон продолжался четыре месяца, с середины осени и до конца зимы. Египтяне называли «перт» время, когда появляются первые всходы, и «схему» — период жатвы. После жатвы Себехотеп получал свою долю пшеницы и овса на целый год. Время разлива, именуемое «акхет», начиналось с периода летнего солнцестояния, когда звезда Сепет[3] поднималась в небе одновременно с солнцем. Тогда нижние области долины мало-помалу превращались в огромное озеро, окруженное пустынями и усеянное множеством островов, на которых располагались города. Все сельскохозяйственные работы временно прекращались. Себехотеп присоединялся к волопасам и ухаживал за длиннорогими быками и телятами, которых выпасали на богатых растительностью болотистых участках. За это он получал домашнюю птицу и мясо. В свободное от работы время он находил применение своим умелым рукам, изготавливая лодки из стеблей папируса или из дерева, что требовало больших усилий и мастерства.
Семья Хети всегда ела досыта, как и множество других семей в долине, на протяжении многих и многих поколений, и даже старики не сохранили воспоминаний о голодных временах. Женщины для работы в поле надевали узкие набедренные повязки, а в город отправлялись в скрывающих очертания тела льняных платьях. Мужчины работали в поле нагишом, а на городской рынок и в храм с дарами ходили в набедренных повязках. Дети бегали голышом независимо от того, сколь высокое положение в обществе занимали их родители. Самые кокетливые девочки надевали на талию тонкие пояса из ткани. Отсутствие необходимости покупать большое количество одежды благодаря теплому климату позволяло семьям экономить, а в целом нравы были свободными, отнюдь не пуританскими.
