Именно таким она и помнила его все следующие недели. Стоящим в дверях, со сверкающими в улыбке зубками, с косой челочкой на лбу, в шерстяном свитерке с улыбающимся слоненком на груди. В этом не было ничего необычного, таким Эмма видела сына тысячу раз до этого. И внутренний голос не подсказал ей, что она должна сию же секунду забрать Риччи, прижать к груди и больше никогда не отпускать от себя. Он все еще махал ей ручонкой, когда она поставила коляску в вагон рядом с ним и повернулась, чтобы взять пакеты. Наклонившись, она вдруг ощутила какой-то дискомфорт: лямочки, которые она все еще сжимала правой рукой, легонько натянулись и дрогнули. Мелочь, собственно, ничего особенного, но позже, оглядываясь назад, Эмма вспомнила, что рывок этот выглядел очень странно и в тот момент, пусть и не обратив на него внимания, она нахмурилась. И еще не успев выпрямиться и оглянуться, чтобы посмотреть, что происходит за спиной, она вдруг поняла — случилось нечто очень и очень страшное.
— Фуухххшшш…
Эмма резко развернулась. Несколько мгновений она отказывалась поверить в то, что зафиксировал мозг. Мысли разлетелись, как испуганные мотыльки.
Что изменилось?
Она по-прежнему сжимала в руке лямочки штанишек Риччи, но двери вагона закрылись.
Закрылись у нее перед носом, и Риччи остался с той стороны.
— Господи!
Бросив пакеты, Эмма подскочила к двери и попыталась раздвинуть их, стараясь просунуть пальцы между прорезиненными краями. Через окно ей видна была макушка Риччи.
— Стой и жди меня! — крикнула она. — Я сейчас приду.
О боже, как же открывается эта дверь? Мгновение все плыло у Эммы перед глазами. Но потом она нашла кнопку «Открыть» и нажала ее. Безрезультатно. Она снова вдавила ее, на этот раз изо всех сил. По-прежнему никакого эффекта. В отчаянии она принялась барабанить в дверь кулаками.
— Помогите! — Она в панике обвела платформу взглядом. — Мой ребенок внутри…
Голос ее прозвучал едва слышно и сразу же утонул в вязкой тишине. Платформа была пуста. Лишь темные бетонные плиты на полу, металлические скамейки вдоль стен и молчаливые жерла туннелей с обеих сторон.
— Проклятье!
От волнения сердце готово было выскочить у Эммы из груди. Она понимала, что должна действовать, должна что-то сделать, причем быстро. Снова оглядевшись по сторонам, она вдруг заметила красный ящик на стене со стеклянной крышкой. Пожарная сигнализация. Она инстинктивно рванулась было к нему, но остановилась. Чтобы добраться до кнопки пожарной сигнализации, ей придется выпустить лямочки. Она пришла в смятение, не зная, как поступить, не желая даже на мгновение разрывать последнюю, хрупкую и ненадежную связь с сыном.
— Помогите! — снова закричала она, на этот раз громче. — Помогите же кто-нибудь!
Вот сейчас наверняка ее услышат. Господи помилуй, это же общественное место, в конце концов! Она находилась в самом центре Лондона.
И тут новая мысль пришла ей в голову. Поезд не двигался. Двери, было такое ощущение, закрылись вечность назад, но поезд по-прежнему стоял на месте.
— Они знают, что произошло.
От облегчения она готова была расплакаться. Ну конечно. Поезд не мог отойти от платформы, пока лямочки были зажаты в дверях. Должно быть, машинист заметил это в зеркало заднего вида, или на экране монитора, или что там у него есть. Значит, вот-вот появится кто-нибудь и поможет ей. Она продолжала стоять на месте, не зная, что предпринять.
— Все в порядке, — принялась успокаивать себя Эмма. — Все в порядке.
Она снова через стекло посмотрела на Риччи. И вздрогнула от неожиданности. Что это? Какое-то движение в дальнем конце вагона?
Там кто-то был. В вагоне с Риччи находился кто-то еще.
В душе у Эммы возникло дурное предчувствие. Ведь только что вагон был пуст, или она ошибается? Она принялась внимательно вглядываться, пытаясь рассмотреть неожиданного пассажира, но металлический поручень, загораживая вид, мешал ей. Но тут человек снова зашевелился, приблизился к окну, и Эмма увидела, что это женщина.
Незнакомка подалась вперед, с опаской глядя в оконное стекло. На вид она была старше Эммы, скорее, ровесница матери, светловолосая, аккуратно одетая и ухоженная. Выглядела она вполне разумной и адекватной. И встревоженной.
Она выглядела… нормальной.
Эмма снова обрела способность дышать.
— Мой ребенок! — крикнула она, делая жалкую попытку улыбнуться. — Мой малыш, он внутри.
Женщина поднесла руку ко рту, на лице ее был написан ужас. Выражение его говорило: «Что я могу сделать?»
— Откройте дверь! — Эмма взмахнула свободной рукой. — Найдите кнопку сигнализации и нажмите ее.
Женщина кивнула. Отступив на шаг, она принялась оглядывать двери в поисках кнопки.
Боже, что за день! Чувствуя, как подкашиваются ноги, Эмма прижалась лбом к стеклу и стала смотреть на Риччи. Он сидел на полу, отвернувшись от нее, и пытался расстегнуть молнию на свитере, так что ей виден был только его затылок. Просто невероятно, что она оказалась в такой дурацкой ситуации. И вообще, оказывается, матерью быть очень непросто. Ни на минуту нельзя расслабиться или отвернуться. Как они посмеются с этой светловолосой женщиной, когда двери наконец откроются, Эмма войдет в вагон и Риччи окажется в полной безопасности у нее на коленях. «Еще чуть-чуть, и могло бы случиться непоправимое», — скажет женщина, наверняка думая при этом, что Эмма — легкомысленная и невнимательная мать. Но говорить этого вслух она, конечно, не станет. «Да, вы правы. Пожалуй, мне нужны еще одни глаза, на затылке». И Эмма улыбнется, а потом крепко прижмет Риччи к себе и отвернется. И они снова будут только вдвоем. Так, как было всегда.
Она уже чувствовала, как Риччи поудобнее усаживается у нее на коленях, ощущала приятную тяжесть сына, запах яблочного шампуня от его волос. Мысленно она даже позволила себе поверить, что все вернулось на круги своя. Так продолжалось пару секунд, пока до нее дошло, что вагонные двери до сих пор не открылись.
Эмма нахмурилась и подняла голову.
И вдруг, в это самое мгновение, поезд издал громкое шипение.
Самообладание Эммы улетучилось в мгновение ока.
— Помогите! — В отчаянии она изо всех сил застучала кулаками по стеклу. — Пожалуйста! Поезд вот-вот тронется!
Женщина подошла к окну, губы ее шевелились, она что-то пыталась сказать. Тщательно артикулируя, она по слогам произнесла нечто вроде «Ая. Овка. Ая. Овка».
— Что?
— Ая. Овка.
Женщина принялась яростно жестикулировать, тыча пальцем себе в грудь, а затем показывая на Эмму и куда-то вперед, в глубь туннеля.
— Что? — Эмма непонимающе смотрела на нее. Потом отчаянно затрясла головой, чтобы женщина догадалась, что она ничего не слышит.
