Вы, наверное, не очень понимаете, о чем речь? Дело в том, что у меня обсессивно-компульсивное расстройство – невроз навязчивых состояний. Может, у вас тоже такой есть, только проявляется слабо. Или наоборот – еще сильнее, чем у меня. Вы вбиваете себе в голову, что если не будете повторять какой-то ритуал, случится что-то плохое, кто-то умрет, обычно от рака. Рак – единственная болезнь, которую я боюсь, на остальные мне плевать.
У меня это все зашло слишком далеко, навязчивость выросла из простых действий до настоящего эпоса: ритуал, который я обязан соблюдать – беспрерывная цензура собственных мыслей. Когда я придумал слово, которым можно убить, сразу понял, что жить мне осталось недолго, если только мне не удастся поместить слово так глубоко в подсознание, что я не смогу его оттуда достать. Забыть и никогда не вспоминать.
Почему я до сих пор жив? Если я придумал слово, то должен был сразу умереть, не так ли? Не знаю, это сложно объяснить: я как бы и не думал никогда об этом слове, не произносил, но знаю, что придумал, знаю, что оно есть, знаю, что могу подумать о нем и произнести вслух.
Самое страшное, что я уже проверил слово в деле, поэтому абсолютно уверен: это не просто мое личное психическое расстройство, падение на шизофреническое дно, нет, – это работает, потому что я убил человека.
Это был самый несносный заказчик из тех, с кем приходилось иметь дело. Он продавал какой-то нелепый тренажер для похудания (так и было сказано – «для похудания»), хотя сам с трудом умещался на офисном стуле. Он был больше похож на желе, чем на человека, постоянно потел и вытирал лоб грязным платком, а его запах сразу завоевывал помещение, в котором находился владелец тела, и был навязчив, как рана во рту, которую все время случайно кусаешь, и она не может зажить.
Заказчик хотел, чтобы я составил текст для его продающей страницы. Я, как обычно, предложил ему несколько вариантов: это работает так, это так, это так, объяснил ему, разжевал, рассказал об опыте прошлых подобных заказов. Ему не понравилось, сказал, нужно что-то другое. «Что не так, не понимаю?». «У вас текст не льется, а плывет, а он должен именно литься». Я, кажется, даже рот раскрыл. Чего? «Ну вот, понимаете, он у вас плывет, а мне надо, чтобы лился», – невозмутимо повторил он и вытер лоб платком. Ситуация усугублялась тем, что он не внес предоплату. Обычно это меня не раздражало, в итоге заказчики всегда остаются довольны и оплачивают сто процентов. Что-то мне подсказывало, этот не заплатит. Полный неадекват.
И все же на следующий день принес ему еще несколько вариантов. «Вот, посмотрите, думаю, на этот раз текст льется». Он долго изучал, потел, вздыхал и через двадцать минут дал ответ: «Это еще хуже. Теперь у вас текст не льется, а капает». «Капает?» – переспросил я. «Капает», – уверенно повторил он. Тут я почти вышел из себя, но сдержался. В общении с клиентами я никогда не позволял себе лишних эмоций, разрезая их на части бензопилой уже потом, в собственной голове.
«Поскольку я не понимаю, что вам нужно, вынужден отказаться от заказа. Внесите предоплату». «Предоплату?». «Вы были предупреждены, я работаю по предоплате». «По предоплате?» – он покраснел, встал, взял меня под локоть. Чтобы взять меня под локоть, он приподнял свою руку, и его едкий запах ударил мне в нос. «Пустите», – грубо сказал я и направился к выходу. «Ничего не надо, предоплаты не надо», – бросил я, уже открыв дверь и думая о том, что едкий запах станет навязчивым. У меня очень хорошая память на запахи, некоторые не могу забыть. Они преследуют долгие годы.
Хорошо, я знаю, как с тобой поступить.
Узнал, где он живет, поехал туда вечером и просунул под дверь лист бумаги, на котором было написано слово. Я руководствовался только гневом, дикой животной яростью, закипевшей во мне. У меня даже не возникло мысли о том, что написав слово, убью сам себя. Не задумываясь, на автомате написал его на бумаге и просунул под дверь.
Со мной ничего не случилось. Через два дня я узнал, что заказчика нашли мертвым в его квартире. Так все и началось.
2
Так все и началось. Через стекло я видел, как они били, заливаясь смехом. Один ронял другого, быстро бежал и сильно бил.
Это были дети, они играли в футбол, били по мячу, я слышал их смех даже через стекло машины.
– Давай тогда заново, – сказал Инне, она кивнула.
– Вот здесь.
– Да я знаю.
Припарковались у того же места. Начну ритуал заново: заглушил двигатель, завел, дотронулся до зеркала заднего вида, на вдохе посмотрел в правое зеркало.
– Эти сюда опять.
– Не отвлекай.
Надо заново. Снова дотронулся, на вдохе посмотрел в правое зеркало, на выдохе в левое.
– Так мы никогда не доедем.
Так и знал, что это случится. Все, конец. Этой фразой она убила, придется возвращаться еще дальше, в самое начало пути.
Так все и началось. Мои родители были богатыми и в семь лет наняли воспитателя, чтобы заниматься мной, пока они занимались собой. У меня был воображаемый друг Билли, с которым я играл дома в мяч, когда воспитатель уходил. Как-то перед его уходом я чихнул, и он решил, что я заболел. «Что за оказия, инфант террибль», – сказал воспитатель и выпятил нижнюю губу.
Он был полным ничтожеством, как вспоминаю сейчас, хочется взять его за горло и вырвать крошечный кадык. За глаза я называл его Педди – сокращенно от «педагог», но с двумя «д».
Педди пудрил свое утонченное бледное личико, на котором никогда не велось угревых войн, пока учил меня французскому. Зачем учить ребенка французскому? Ну что за оказия, экскьюзе муа, инфант террибль. Оказия – какое слово выискал. Он душился дорогим марсельским парфюмом, его кожа выдыхала его на меня.
Задушу любого, если еще раз в жизни услышу экскьюзе муа. Разорву рот самсоном. Льон, лео-лайон-лев. Педди пытался учить меня каталонскому на случай, если мы с родителями вдруг переедем в Барселону, а Каталония отделится от Испании. Мне повезло, что этот человек никогда не слышал о басках. Льяооо.
«Вы заболели, мой милый инфант», – сказал воспитатель. «Мы не в баварских землях, и все же их лебе дих, так что дам вам хороший медицинский совет: повторяйте все время про себя “я здоров” до бесконечности, пока не выздоровееете». Он говорил «выздоровееете», с тремя «е», как у Маяковского длинношеее.
Дойди до дна в Спарте в младенчестве, Педди.
«Адьос, мой милый инфант». И закрыл дверь на ключ.
Освободившись от воспитателя, я тут же бросился играть в мяч с Билли. Он сильно бил, я отбивал, потом он вдруг сказал: «Если будешь повторять “я умру” до бесконечности, умрешь». Засмеялся и исчез, оставив меня одного.
Так все и началось. Я начал мусолить эту мысль в голове, все время повторял «я умру, я умру, я умру». Знал, что лучше повторять «я здоров», но не получалось. Это была моя первая навязчивая мысль, потянувшая за собой все остальное.
