Апрель
1
Она покинула школу только через час после того, как отправился домой последний ребенок, но все равно непривычно рано. Как правило, в будни ей приходилось дежурить в школе до пяти, потому что около пятидесяти школьников оставались на продленке, пока родители на работе. А сегодня к трем часам ушли все.
Выключив свет в медицинском кабинете, она стояла у окна и глядела на игровую площадку. У конструкции для лазания осталось черное пятно – там пожарные смывали водой из шланга все, что не удалось соскрести. У Харпер возникло предчувствие, что больше она не вернется в свой кабинет и не выглянет из этого окна, и предчувствие оказалось верным. В тот вечер были закрыты школы по всему штату – с уверениями, что они вновь откроются, как только закончится кризис. Вот только кризис не закончился.
Харпер рассчитывала, что дома никого не будет, но обнаружила, что Джейкоб уже там. Телевизор он включил, но убрал звук, и говорил с кем-то по телефону. По его голосу – ровному, спокойному, почти ленивому – нипочем нельзя было догадаться, что он взволнован. Нужно видеть, как он мечется по комнате, чтобы понять, что он на взводе.
– Нет, не своими глазами. Джонни Дипено на спецгрузовике спихивал обломки с дороги – он прислал нам фото с мобильного. Такое впечатление, что внутри бомба взорвалась. Как теракт, как… погоди. Харп пришла. – Муж прижал трубку к груди.
– Кружным путем добиралась? Понятно, что не через центр. Перекрыты все дороги от Северной Церкви до библиотеки. И повсюду полицейские и национальная гвардия. Автобус загорелся после взрыва и врезался в телефонный столб. Он был набит китайцами, зараженными этой хренью, этой чертовой драконьей чешуей. – Он длинно, нервно выдохнул и помотал головой – словно возмущенный наглостью некоторых, позволяющих себе загораться посреди Портсмута в такой прекрасный день, – и отвернулся от жены, снова приложив телефон к уху. – Она в порядке. Даже не слышала ничего. Она дома, и нам предстоит нешуточный скандал, если она вообразила, что я еще раз отпущу ее на работу.
Харпер присела на край дивана и уставилась на экран телевизора. Передавали местные новости. Шли фрагменты вчерашней игры «Селтикс» – как ни в чем не бывало. Айзейя Томас поднялся на цыпочки, отклонился назад и бросил мяч в кольцо почти с середины поля. Никто еще не знал, что к концу следующей недели баскетбольный сезон прервется. К лету половина игроков «Селтикс» будет мертва – от возгорания или от самоубийства.
Джейкоб в веревочных сандалиях расхаживал по комнате.
– Что? Нет. Никто не выжил, – сказал он в трубку. – И хоть это и грубо, но я в каком-то смысле рад. Не будут разносить заразу. – Он послушал, неожиданно расхохотался и ответил: – Кто заказывал горящую тарелку пупу, ага?
Вышагивая по комнате, Джейкоб добрался до книжной полки и пошел обратно. Развернувшись, он снова зацепил взглядом Харпер и только тогда заметил выражение ее лица, от которого застыл на месте.
– Эй, миладевочка, да ты в порядке? – спросил он.
Харпер уставилась на него. И что ответить? Вопрос оказался на удивление сложным, ведь сначала надо было разобраться в себе.
– Алло, Дэнни. Мне пора. Я должен посидеть минутку с Харпер. Правильно, что решил забрать детей. – Он помолчал и добавил: – Да, ладно. Я пришлю вам с Клаудией фотки, но запомни – вы их от меня не получали. Люблю вас.
Он нажал на «отбой», положил телефон и посмотрел на жену.
– Что случилось? Почему ты дома?
– За школой был человек… – сказала Харпер и тут что-то, словно клин, застряло в горле.
Джейкоб сел рядом и погладил ее по спине.
– Тише, – сказал он. – Все в порядке.
Спазм в горле прошел, голос вернулся, и Харпер смогла начать заново.
– Он шел по игровой площадке и шатался, как пьяный. Потом упал и загорелся. Вспыхнул как соломенный. На глазах у половины учеников. Игровую площадку видно почти изо всех окон. Потом весь день я успокаивала потрясенных детей.
– Что ж ты сразу не сказала. Надо было оторвать меня от телефона.
Харпер повернулась к мужу и уткнулась лицом ему в грудь; он обнял ее за плечи липкими от пота руками.
– В спортзале скопилось сорок детей, несколько учителей и директор, и некоторые плакали, некоторых трясло, а некоторых тошнило, а мне казалось, что и со мной сейчас начнется и одно, и другое, и третье.
– Но не началось.
– Нет. Я раздавала пакетики с соком. К вашим услугам самое современное лечение!
– Ты сделала что могла, – сказал он. – У тебя была толпа детей, переживших самое страшное происшествие в жизни. Ты ведь понимаешь это? Они никогда не забудут, как ты ухаживала за ними. А ты все сделала правильно, и все закончилось, и ты со мной.
Потихоньку Харпер успокоилась и затихла в его руках, вдыхая знакомый запах – сандаловый одеколон и кофе.
– Когда это случилось? – Он отстранился, пристально глядя на нее светло-карими глазами.
– Во время первого урока.
– Уже три. Ты обедала?
– Не-а.
– Голова кружится?
– Ага.
– Давай тебя покормим. Не знаю, что у нас в холодильнике. Можно заказать что-нибудь.
«Кто заказывал горящую тарелку пупу?» – вспомнилось некстати, и комната качнулась, как палуба корабля. Харпер ухватилась за спинку дивана.
– Водички бы, – сказала она.
– Может, вина?
– Это даже лучше.
Джейкоб поднялся и подошел к винному кулеру на шесть бутылок. Он придирчиво выбирал бутылку – какое вино подают к смертельной инфекции?
– Я думал, эта штука есть только в странах с таким загрязнением, что дышать невозможно, где реки превратились в открытую канализацию. Китай. Россия. Бывшая коммунистическая республика Говностан.
– Рэйчел Мэддоу сообщила, что уже зафиксирована сотня случаев в Детройте. Вчера вечером была передача.
– Вот я и говорю: только в загаженных местах, куда никто не сунется – типа Чернобыля или Детройта. – Хлопнула пробка. – И не понимаю, какого черта заразные лезут в автобус. Или самолет.
– Может, не хотят, чтобы их отправили в карантин. Для многих одна только мысль, что их оторвут от любимых, страшнее болезни. Никто не хочет умирать в одиночестве.
– Ну да, конечно. Зачем умирать в одиночестве, когда можно найти компанию? Лучший способ признаться в любви – заразить ужасной гребаной болезнью родных и близких. – Джейкоб принес бокал золотистого вина – словно чашу чистого солнечного света. – Если бы я заболел, я бы лучше умер, чем заразил тебя. Подверг тебя опасности. Мне кажется, легче умирать, зная, что тем самым спасаешь других. Верх безответственности – разгуливать с такой штукой. – Он вручил бокал Харпер, погладив при этом ее палец. Прикосновение вышло нежным, понимающим; это у Джейкоба получалось великолепно – он чувствовал, когда нужно убрать прядь ее волос за ухо или ласково пригладить пушок на затылке. – А эта дрянь легко передается? Как грибок на ногах? То есть если мыть руки и не ходить босиком по спорт-залу, то не заразишься? Эй. Эй! Ты не подходила близко к мертвецу?
