– Каковы ваши пожелания, милорд? – ответил Уолтер, улыбаясь, как всегда, таинственно и лукаво.
– Они все думают остаться здесь, где тело моего отца, еще надолго.
– Верно, милорд. И вам вроде бы следует быть тут, с вашей армией. Что печалит вас, не так ли?
– Я-то не задержусь. Покажу, что собираюсь выполнить волю отца, а потом…
Уолтер с пониманием молчал.
– А потом, – продолжал Эдуард, – как можно скорей вернусь в Вестминстер.
– Что вы хотите сказать, мой король? А войско? Останется здесь?
– Да. Этого, я думаю, вполне достаточно… Отец одержал в последнее время несколько побед, а чего добился? По-прежнему мы стоим лицом к лицу с шотландцами, как и год назад. Война безнадежна, Уолтер, и с меня хватит.
– Конечно, милорд, но ваш дядя Ланкастер…
– Он глупец! Вскоре я докажу ему это… Но я посылал за тобой, Уолтер, не для этих разговоров. Полагаю, ты знаешь почему.
Тот кивнул с улыбкой.
– Думаю, мне нужно, как можно быстрее отправиться в путь с посланием. Во Францию. Я угадал?
– Именно так. Передай моему любезному Гавестону, что он должен вернуться ко мне. Скажи, это приказ короля. Немедленно. Без отсрочки.
– Хорошо, милорд. Я скажу ему. Ручаюсь, он лишь ждет вашего сигнала. Считает минуты, когда сможет преклонить колени перед королем. Верьте моему слову.
– Король тоже не дождется мига, когда сумеет прикоснуться к его милому лицу! И телу…
– Я передам ему ваши слова, милорд. С той же интонацией, с какой вы произнесли их. А теперь, с вашего благословения, вперед, к Перро Гавестону! Ура!..
* * *
Как хорошо скакать на коне к югу. Что же, он выполнил свой долг. Отдал приказ армии – его армии, подумал он с самодовольной улыбкой, – отправиться к Фолкирку и Гамноку, хотя это было, наверное, не совсем то, чего бы хотел отец. И он продолжает руководить ею отсюда, из тыла, что гораздо безопасней и разумней и больше подходит человеку, который вообще считает пребывание на войне делом странным и бессмысленным. К тому же он получил заверения и клятвы в вассальной верности от одного-двух шотландских лордов и только после этого посчитал возможным и достаточно безопасным удалиться из Шотландии, оставив там значительные гарнизоны, и направиться в Лондон.
Именно в Лондоне будет захоронено тело отца, а затем последует его собственная коронация, а там и женитьба… да, женитьба, ничего не поделаешь. Он уже довольно давно помолвлен с дочерью французского короля Изабеллой, которая считается чуть ли не самой красивой принцессой во всей Европе.
– Покажи мне хотя бы одну некрасивую принцессу, – говаривал Перро. – И разве не удивительно, что красота их растет вместе со славой и богатством родителей?
– Из чего следует, что Изабелла очень богата, – отвечал Эдуард, – потому что сведения о ее красоте поступают со всех уголков континента.
Перро только пожимал плечами, каковой жест получался у него во много раз грациозней, чем у всех остальных мужчин на свете.
– Она отнимет тебя у меня, – говорил он тихо и печально.
– Никогда! – горячо возразал Эдуард. – Никто на земле не сможет добиться этого!
Перро делал вид, что сомневается в сказанном, но на самом деле верил. Он знал… оба они знали: их привязанность друг к другу так велика, что никто не в силах отнять ее у них. Соперников быть не может…
Эдуард не сумел сдержать нежной улыбки, думая сейчас о Перро. Его двоюродный брат Томас, граф Ланкастерский, скакавший на коне рядом с ним, пробормотал, что надеется, шотландцы не окажутся вероломными и не нарушат данного слова.
– Ох, эти шотландцы, – проговорил Эдуард, зевая, – утомительный народ. Ты пробовал когда-нибудь их овсяную кашу, Том?
Спутник ответил, что приходилось, но он ненавидит ее.
– Ты прав, – сказал король. – Согласен с тобой. Так возблагодарим Бога, что мы оставили за нашими спинами эту негостеприимную туманную страну.
– Незваные гости, милорд, не очень-то должны рассчитывать на гостеприимство, – заметил Томас Ланкастер.
Эдуард рассмеялся.
– Ты опять прав. Потому мы и отправились туда, где нас хотят видеть и ждут. Интересно, какой прием окажут мне жители Лондона?
– Уверен, великолепный. Вы истинный сын своего отца, и, глядя на вас, никто не посмеет в этом усомниться.
– Да уж, моя святая мать никуда не отлучалась от брачного ложа, несмотря на то, что отец так часто оставлял ее одну, отправляясь на очередную битву.
– Она сопровождала его, милорд, и на поля сражения! Была всегда с ним!
– Ах, сражение, сражение… Его жизнь была сплошное сражение.
– Он был великим королем, милорд!
– Не говори больше в таком духе, Том. Я запрещаю.
– В каком духе?
– Будто Англии никогда не увидеть короля, подобного ему… Но вот что я скажу тебе… Его сын не имеет ни малейшего намерения становиться тенью своего отца, и, чем скорее ты и остальные поймете это, тем лучше для вас.
– Вряд ли это обрадует тех, кто находится в вашем окружении, – проговорил Том.
– Это их дело. А сейчас предстоит устроить достойные проводы усопшего. Я сам займусь. Помогать мне будет Гавестон.
– Гавестон, милорд?
Эдуард искоса взглянул на двоюродного брата.
– Да, Гавестон. По-моему, ты его неплохо знаешь.
– Но он…
– Ожидает моего прибытия в Вестминстер. Так я думаю.
– Но волей короля…
– Тот король умер, кузен.
– Однако ваш отец…
Том говорил серьезным и решительным тоном. Он позволял себе такое поведение, считая, что в нем течет та же королевская кровь, что в Эдуарде, и так оно и было на самом деле, хотя его род не являлся прямым по наследственной линии.
Он был старшим сыном Эдмунда, родного брата покойного короля, и, когда умер его отец, Томас сделался графом Ланкастерским, Лестерским и Дерби. Весомые титулы, а также королевское происхождение поддерживали высокое мнение Томаса о собственной персоне и позволяли чувствовать себя почти на равной ноге с королем.
– Повторяю, кузен, – твердо сказал Эдуард. – Тот король умер. А этот, кто скачет рядом с тобой, жив.
– Да, это так, – уклончиво ответил Томас. – Понимаю…
Вам всем придется понять, мысленно проговорил Эдуард с едва заметной улыбкой.
– Не будь таким мрачным, Томас, – продолжал король через некоторое время. – Может, ты полагаешь, что Ричмонд и Пемброк недостаточно хорошо приглядят за положением на границе с Шотландией?
