Если вы видели настоящие старинные кукольные домики, – со снятым для доступности взгляду их восхитительной начинки фасадом, они с огромным мастерством и достоверностью, точно соблюдая пропорции, копируют действительное (или скорее желаемое) жилище человека, – то сразу поймёте, что же так напоминают эти здания с наивно освещёнными апартаментами неизвестных вам людей.
До чего мал и до чего краткосрочен человечек – каждый человек! В этих игрушечных кубиках, с этой игрушечной мебелью так и кажется, что в одних квартирках наборы с «наполеоновским ампиром», в других – со «шведским дизайном», но все они найдены на дне большой плетёной корзины в лабиринтах ближайшего к дому блошиного рынка, с табличкой «всё по 3 евро». Попытки обжить, приукрасить, благоустроить своё жильё выдают глубокую уязвимость людей, их главную человеческую потребность: своей норы.
Это особенно очевидно, когда человек, любой, в комнате – а лучше в квартире – один. Наблюдать за ним – всё равно что за жуком в коробочке. Когда человек один, мягчает и оплывает его лицо, скобки губ опускаются вниз, и даже самый молодой становится похож на портрет предка, упрятанный в толстый с бархатной обложкой альбом для семейных фотографий где-то на дне игрушечного буфета здесь же, в квартире жука. Подслеповатее становятся глаза, он прищуривается, а то и вовсе растягивает кожу у углов глаз, чтобы разглядеть что-то. Может есть прямо руками и пить из горлышка, рыгнуть. Когда человек один и ему нет нужды оправдывать чьи-то ожидания, он всегда более жалок. Это не хорошо и не плохо: чужое присутствие стимулирует жука – данность.
В круге света от лампы будет дымиться чашка с чаем, отражённой лампочкой из неё – сиять кружок лимона.
Подробности, мелочи этого быта сами по себе совершенно умилительны, как крошечные игрушки: чашечки, рюмочки, ложечки – «бирюльки». Но особенно они обезоруживают, когда кто-то умирает: попробуйте вылить зацветший чай из его чашки, попробуйте убрать его обувь из прихожей – чьи-то большие чёрные ботинки, что, как две послушные чёрные собаки, всегда ждали хозяина в сторонке перед дверью, готовые к прогулке.
Но сейчас все живы и здоровы, обычный вечер дома. Всё хорошо. Девчонки валяются на полу и строчат что-то в ноутбуки, хихикают, откидывают с разгорячённых лиц длинные волосы. Корпулентный старик при помощи лупы толстыми пальцами осторожно поднимает мелкий клювик звука на допотопном носителе, чтобы насладиться «Mozart: Piano Concerto No. 27 in B flat, K. 595 – 3. Allegro» в исполнении Ашкенази могли не только его соседи, но и он сам.
Да понятно, что полно здесь и отрицательных персонажей, которые с милой улыбкой протянут отравленное яйцо твоей собаке или начнут прыгать через скакалку, надев туфли на каблуках в ответ на вежливую просьбу вести себя вечером потише, – понятно, что злыдней среди нас полно, каждый хоть раз и сам бывал полным придурком.
Ночью же, да после пары-другой местных маленьких бокалов красного вина, с поджарым голодным животом, медленно плыть, осторожно раздвигая руками густой мерцающий воздух, – и насколько же шире и глубже обычного проникнет ваш взгляд, если только, конечно, вы не начнёте в эйфории этого ласкающего воздухоплавания нежиться и ликовать, смеясь и воркуя от радости.
Глава 1
Он набрал в поисковике хочусдохнуть, и на мониторе появилось общее число ссылок на запрос: 996 000 000. Ну хоть в чём-то я не одинок. Пока он раздумывал, какой сайт из девятисот девяноста шести миллионов выбрать, справа внизу появилось всплывающее окошко: поговорим? Кто это мог быть? Незнакомый ник, неожиданное послание. На хрен, – он щёлкнул на крестик, стирающий сообщение.
> Да ладно, – снова появилось окошко.
> Нет, – отстучал он.
> Поговори со мной.
> Фак.
> Почему хочешь умереть?
Дада вздрогнул: откуда неизвестный знал его запрос? Он нервно оглянулся, вытянув шею, посмотрел на тёмные окна дома напротив.
> Откуда ты знаешь? Ты кто? – написал он в чате.
> Ловец во ржи, – ответил незнакомец.
> Кто??? – повторил свой вопрос Дада.
> Ловлю неразумных детишек над пропастью:)
> Не понял.
> Проехали, шутка не удалась, расскажи.
> Нет. Как ты отследил мой запрос?
> Новые технологии:)
> Какие?
> Искусственный разум круглосуточно следит за поисковыми запросами по заданным параметрам. Мы видим и реагируем.
> И какие это параметры?
> Конкретно ты – параметр «хочу сдохнуть». Есть и другие.
> И что дальше?
> Дальше возможны варианты.
> Какие?
> Смотря насколько ты серьёзен.
> Я серьёзен!!!
> ОК.
С их первого разговора прошло около двух недель. Незаметно для себя Дада выболтал Ловцу практически всё, умело вводимый в состояние ночных откровений с эффектом незнакомца в поезде: незримый, его собеседник существовал в виде шрифта, смайлика и ровного, постоянного интереса к рассказам Дада.
Нет, сначала он, разумеется, был очень осторожен, но мало-помалу доверительная интонация Ловца, понимание, быстрота его откликов, одобрение, а самое главное – интерес, который тот проявлял к Дада, совершенно пленили его – ему самому уже только и хотелось вываливать всё больше и больше сведений о себе. Иногда днём он ловил себя на мысли, что хорошо бы рассказать ему ещё вот это или ещё вот тот случай… По всему выходило, что за двадцать пять лет жизни у Дада пока не было такого внимательного и сочувственного собеседника. Не считая мамы, конечно, но маме о многом не расскажешь. Особенно если она уже умерла.
Он и об этом ему сообщил – и даже о том, что, когда она умирала, он внезапно для самого себя сбежал, так же неожиданно, как за пару лет до этого довольно случайно сорвался в Нью-Йорк: просто подвернулась возможность, паспорт его уговорила сделать вместе с ней тогдашняя подружка, билеты ему ничего не стоили, а жил он в палатке в парке – слыхал, был такой «Оккупируй Уолл-стрит»? Посмеиваясь, рассказал даже о Джанет, рыжеволосой хиппушке с тоненьким личиком, с которой делил спальный мешок и которая львицей бросалась на полицейских, обидно хохоча им в лицо, – оба словили за это перечного газа.
Прикинь, общий спальник закончился, когда на лимузине с шофёром приехала её маман и путём несложных манипуляций вынудила сесть в машину. Дада проанализировал её соцсети: девочка оказалась из самого что ни есть 1 % – в отличие от его честных 99. Писать ей он не стал.
Он с жаром распинался о мотивациях своих поисков, о важности участия в социальных протестах, иногда получались огромные монологи с воззрениями Дада, не без рисовки и риторики, полные страстных обличений существующей системы. «Я видел удачливых людей – даже им трудно изображать ежедневную бодрость духа и веру в смысл производимых действий! Для нас же это вообще ПЦ. Не получая поощрения за исполнение несвойственных ей действий, собака не станет прыгать на одной лапе или ходить на передних. То же самое с человеком: если ты знаешь, что из базовых школьных знаний сможешь применить разве что калькулятор при счёте и грамотность при чтении таблоидов, желание хотя бы как-то напрягаться для сдачи экзаменов в колледже становится нереальным в принципе. Это же очевидно!»
