Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
«Какой звук или шум вам нравится?»
«Когда вздыхают щенята», – ответил Итан.
ИМЕННО! Удивительное, чудесное сочетание – щенки и вздохи. Можно подумать, будто у теплых, сладко спящих щенков есть причины вздыхать – грустно, устало или раздраженно. И все-таки они постоянно вздыхают! Мило и невинно выдыхают воздух. Но на этот раз вздох другой. Еле уловимо иной. Неопытный слух не отличил бы его от прежних, но я знаю Лили так хорошо, как только вообще можно знать живое существо, потому замечаю перемену. В этом вздохе слышится тяжесть и скрипучесть. В мире Лили появились заботы, на ее плечи лег их груз.
Я снова спрашиваю:
– Это больно?
Она отвечает не сразу, а после долгой паузы, все тщательно обдумав.
– Иногда.
Лучшее в собаках – это их умение понять, когда они особенно нужны нам: тогда они бросают все свои дела, лишь бы посидеть с нами. Больше мне незачем расспрашивать Лили. Я могу сделать для нее то же, что она бесчисленное множество раз делала для меня – в горе, болезни, унынии, в дни общих волнений и недомоганий. Я могу молча сидеть с ней, соприкасаясь телами лишь настолько, чтобы излучать тепло, делиться энергией, вибрирующей во всех живых существах, – сидеть до тех пор, пока наше дыхание не замедлится и не войдет в согласованный ритм, как бывает всегда, когда мы сидим тихо-тихо.
Я беру ее за складку кожи на затылке – так, как, наверное, брала ее в щенячестве мать, когда переносила с места на место.
– Ветер крепчает, – говорю я ей. Глядя на осьминога так пристально, насколько мне хватает духу, я опасаюсь, что в моих словах больше истины, чем мне хотелось бы. Вообще-то я намекаю, что Лили пора выдать ее любимую реплику из фильма «Золотой век». Сам фильм мы с ней не смотрели, но пока его крутили в кинотеатрах, этот диалог так часто пускали в эфир в рекламных роликах, что мы оба чуть не лопались со смеху, едва услышав, как вопит Кейт Бланшетт в роли королевы-девственницы. Моя собака изображает Кейт Бланшетт лучше всех.
Лили немного оживляется и как по команде выпаливает:
– Я могу повелевать и ветром, сэр! Во мне бушует ураган, который опустошит Испанию, если вы осмелитесь испытать меня! Пусть приходят со всем воинством ада – они НЕ ПРОЙДУТ!
Ради меня Лили старается вовсю, попытка оказывается удачной. Но если говорить начистоту, не самой лучшей. Скорее всего, инстинктивно она уже знает то, что теперь стремительно доходит до меня: она – моллюск, она – краб, она – морской слизень.
А осьминог голоден.
И она достанется ему.
Маскировка
Пятница, день
В кабинете моего психотерапевта стены имеют оттенок несоленого сливочного масла. Сидя в нем на кушетке, которая из-за единственной лопнувшей пружины страшно раздражает неудобством, я часто представляю себе, как запихиваю эту комнату целиком в чашу миксера, вместе с коричневым сахаром, мукой, ванилью и шоколадной крошкой. Когда я раздражаюсь и когда мне кажется, что я лучше окружающих понимаю, что происходит, меня нестерпимо тянет на печенье. Хрустящее снаружи, вязкое внутри, свежевыпеченное печенье с шоколадной крошкой, только что вынутое из духовки – так, чтобы шоколад слегка подтаял, но не расплавился совсем. Не знаю, что следует из этого стремления утешаться лакомством, но в голове у меня навсегда застряли слова Коржика: «Сегодня моя жить одной минутой, но только если она приятная, а если нет, тогда съесть печеньку». И хотя далеко не все свои мантры я заимствую у пучеглазых и безграмотных синих монстров, эта привилась. В последнее время меня часто тянет на печенье.
Моего психотерапевта зовут Дженни, а смириться с тем, что так зовут психотерапевта, невозможно. Вообще. Гимнастку – еще куда ни шло. Жену Форреста Гампа – безусловно. Или продавщицу замороженного йогурта в кафе, где посетителю полагается самому надоить себе йогурта из аппарата, а задача продавцов – только взвешивать его и считать свою работу каторжной. Но не психотерапевта. По-моему, тех, кого зовут «Дженни», люди просто не воспринимают всерьез. Но Дженни ничего не имеет против моей страховки и принимает пациентов сравнительно недалеко от моего района (по лос-анджелесским меркам). Ее выводы всякий раз оказываются неверными, но я наловчился принимать ее тупые советы и фильтровать их, пропуская через мозги более проницательного воображаемого психотерапевта, чтобы получить необходимое мне представление о собственной жизни. Сам по себе способ выглядит неэффективным, но мне, как ни странно, помогает.
К психотерапевту я начал ходить после того, как закончились мои очередные отношения, продолжавшиеся шесть лет, – восемнадцать месяцев назад, и, вероятно, на два года позже, чем следовало бы. Начались они бурно. Мы познакомились в кинотеатре «Нью-Беверли», после показа «Квартиры» Билли Уайлдера, и долго спорили о достоинствах картины. Джеффри был умным, пугающе умным, и увлеченным. Когда я принялся оправдывать темы неверности и адюльтера в «Квартире», Джеффри вытянул из меня признание в любви к еще одному фильму Уайлдера, «Зуд седьмого года».
Поначалу его харизма вызывала наркотическую зависимость. Но со временем я понял, что это лишь маска, а в душе Джеффри живет ранимый мальчишка. Он вырос без отца, поэтому меня не удивляло его постоянное стремление самоутверждаться. Я считал его умилительным. Очеловечивающим. Пока он не стал потакать этому мальчишке. И начались истерики. Взбрыки. У него возникла потребность в контроле там, где он не имел никакого права на контроль. Однако он по-прежнему оставался все тем же мальчишкой, и я любил его, потому и считал, что все наладится. Пока однажды утром меня не разбудил очередной трубный глас жизни, возвестивший: я достоин лучшей участи. И тем же вечером я объявил, что ухожу.
После года воздержания от каких бы то ни было свиданий я наконец решил вернуться к тому, на чем остановился. Замочить ноги в давно знакомых водах, из которых, как мне казалось, я уже давно уплыл. Дженни принимается расспрашивать:
– И как все проходит?
– «Все»?
– Да.
– Вы про свидания?
– Угу.
Говорить об этом мне совсем не хочется. Осьминог вцепился в мою голову почти так же крепко, как в голову Лили. А я никак не могу заставить себя рассказать Дженни о нашем незваном госте. По крайней мере, пока. Нельзя раскрывать карты, признаваться, что осьминог внушает страх, и побуждать Дженни делать совершенно неверные выводы, как происходит с ней практически всегда. Дженни. Я не могу делать ее работу за нее – на этот раз нет. Я бы предпочел сделать ее работу без ее участия, а это значит, что пока придется кое-что утаить от нее.
Мне вообще не надо было приходить сюда, не следовало оставлять Лили наедине с осьминогом, но солнечный свет вливался в окна кухни именно так, как она любит, и длинные послеполуденные лучи обещали усердно согревать ее все время, пока она дремлет. Записаться на прием к ветеринару мне удалось лишь на понедельник, а в исцеляющую силу солнца я почему-то верил. Надеялся, что оно облучит нашего гостя, иссушит его, как рыбу, вытащенную из воды.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
