– То же жалованье, что и обычному матросу!- хвастался он- А какой опыт! Он служил в королевском флоте, когда тебя еще на свете не было. Выгодная сделка заставила отца закрыть глаза на возраст канонира, его странности и даже на то, что в круглой, как пушечное ядро, голове лишь один глаз был настоящим. Левый глаз мистера Эбби был стеклянным.
Сейчас эта стекляшка отсвечивала багрянцем. Канонир закрепил чехол и теперь стоял лицом к солнцу, висевшему низко над горизонтом.
– Он мне не нравится,- изрек он вдруг.
– Кто?
– Этот парень из шлюпки. Откуда он взялся и куда ему надо?
– Не имею представления, мистер Эбби.
– Почему он дунул от нас? Я расспросил бы его, будь я на вашем месте, мистер Спенсер. Поинтересовался бы, с какой стати он шел на восток, когда на западе земля ближе:
– Почему бы вам самому не спросить его об этом? – Я отвернулся и взялся за поручень.
– Можете не сомневаться, мистер Спенсер, спрошу.
Уж этот пушкарь! Он все еще таскал свою старую военную форму, воображая, наверное, что потускневшие золотые галуны и начищенные медные пуговицы делают его похожим на адмирала.
– Я спрошу его,- повторил он, подходя ко мне.- Спрошу, что у него в этом здоровенном комоде.
Я засмеялся. Сундук незнакомца действительно был здоровенным, но все же не такой большой, как комод.
– Он – Иона, вот кто он такой. Так ответил бы я, если бы меня спросили, сэр.
– Что за чушь, мистер Эбби!
– Чушь? Похож он на человека, который хотя бы неделю провел в море?
– Может быть, он не провел в лодке и двух дней.
– А вот лодка точно не первый месяц в плаванье.
Не хотелось признаваться, но я и сам об этом подумывал. Лодка совершенно одряхлела, а человек в ней свеж и силен.
– Нет, вы посудите. сами, – кипятился мистер Эбби. – Стоит оказаться в лодке посреди океана, и через пару дней солнце сожжет вас в золу. Через неделю вы превратитесь в высохшую мумию. – Он плюнул за борт. – Чтобы человек пережил лодку? Ни в жизнь!
Его здоровый глаз закрылся, а стекляшка продолжала смотреть на меня, сверкая отраженным заревом заката. Это в нем было самым жутким. Казалось, его стеклянный глаз горел сверхъестественным огнем.
– Загляните в его сундук. Если он Иона, то на нем лежит печать проклятия.
– Ну хватит, хватит! – Мне изрядно надоело злопыхательство канонира.
Эбби хмыкнул и уставился в море. Вода за бортом кипела, «Дракон» пробивался на запад, взбираясь на волны и соскальзывая вниз. Солнце мелькнуло в последний раз и исчезло. Мистер Эбби ахнул.
Он судорожно вцепился в мою руку:
– Вы видели?
– Что?
– Вон там! Вы должны были заметить.- Он перегнулся через фальшборт, повернув голову в сторону кормы. – Скажите, что видели.
– Да что видел?
– Гроб. Гроб прыгал на волнах, а крышка его то и дело хлопала… – В глазах его застыл неподдельный ужас – Скажите, что видели, – умолял он.
Я попытался стряхнуть его руку, но канонир словно впился в меня когтями.
– Да не видел я ничего! – Ив самом деле, ничего необычного я не заметил.
– Я пропал. Тогда я пропал. – Он отцепился от меня и обвис на поручне. – Может быть, всем нам крышка. Все обречёны.
– Да перестаньте вы, все нормально! Его стеклянный глаз полыхал.
– Ох, как вы ошибаетесь, мистер Спенсер. На борту Иона.
2. Рассказ незнакомца
Незадолго до окончания моей вахты – я стоял у штурвала – наверх вышел капитан, еще в своем ночном наряде. Его пурпурный халат раздувался на ветру, обнажая белые кривые ноги. Он подошел ко мне.
– Рифы брать? Марсель снять? – спросил он. – Судно справляется?
– О, все в порядке, сэр,- доложил я. – Судно справно несет паруса.
Он весело рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
– Ну, думал ли ты, Джон, что мы продолжим игру на палубе настоящей шхуны?
– Нет, сэр.
Ветер разметал полы халата и добрался до ночной рубахи^ так что капитан снял руку с моего плеча и запахнулся плотнее.
– Когда освободишься, Джон, приведи ко мне этого горе-путешественника. Хочу услышать, что он расскажет.
Я кивнул:
– Жаль, сэр, что вы не слышали историю мистера Эбби.
– Эбби?
– Да. Он сказал мне, что этот человек из шлюпки – Иона, Ему к тому же померещился гроб в волнах, и теперь он уверен, что мы все обречены.
– Обречены слушать всякую ахинею, – фыркнул капитан.
– Он очень расстроен, сэр.
Знаешь, Джон, меня это не удивляет. Пушкари все чокнутые. Все до одного,- Баттерфилд боролся с халатом. – Должно быть, грохот пушек вышибает что-то из их мозгов. Что-то сдвигается у них в черепушках.
– Да, сэр. Мне тоже так кажется.
– Ну, держи курс – Он повернулся, чтобы идти к себе вниз. – А не мало ли парусов?
Я держал штурвал, улыбаясь воспоминаниям детства, думая о часах, которые мы проводили с ним, ползая по полу и передвигая мои маленькие деревянные кораблики по ковру, изображавшему бурное море. Он был компаньоном моего отца, для меня дядей Стэнли, хотя и не был родственником. Он приходил к нам прямо с корабля, пахнущий морем и солью. «Взять рифы? – спрашивал я его. – Судно крепко?» И дядя Стэнли отвечал: «О, все в порядке, сэр! Судно справно несет паруса». Мне казалось, что он совершенно бесстрашен. Я и не думал о том, что ему просто хочется поскорее добраться до другого конца ковра, чтобы закончить игру.
Я слегка поворачивал штурвал, не меняя курса. «Дракон» летел к меркнущим звездам. За кормой поднималось солнце. На носу появился бедолага Дэйна Мадж, как и каждое утро на заре. И, как всегда, он начал свой день с обхода палубы. То и дело он наклонялся, поворачиваясь после этого к борту. Первый поклон он отвесил фазу же после выхода из кубрика, второй – возле пушек. Он подбирал и бросал в море случайно упавших ночью на палубу летучих рыб.
Подойдя, он, тоже по обычаю, доложил о результате спасательной операции:
– Сегодня десять.
– Отлично, – похвалил я.
Он замигал и скосил глаза, схватил спицы штурвала. Он был из фермерской семьи и силен, как пахарь. У руля он всегда стоял в позе борца, причем боролся он не столько с морем, сколько с самой шхуной.
Я собрался было разбудить спасенного накануне незнакомца, но он уже стоял у фок-мачты, складным ножом o6cfрутивая какую-то деревяшку.
– Пожалуйте к капитану,- пригласил я его любезным тоном.
Мы спустились в капитанскую каюту, которая освещалась лишь через верхний световой люк. Широкие кормовые иллюминаторы были наглухо задраены и закрыты толстыми шторами, которые Баттерфилд собственноручно задернул еще в Лондоне и с тех пор не открывал: Капитан склонился над картой Северной Атлантики. Над столом болталась на крюке лампа. Чтобы оглядеть великана, Баттерфилду пришлось откинуть голову.
