Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Люди шли молча. Собаки безмолвствовали. Единственным звуком было жужжание кондиционеров. Между большим каменным зданием и стайкой красных и белых кирпичных домиков приютился прелестный особняк из красного песчаника с изящной выгнутой лесенкой перед входом. Но я почти не смотрела вверх. Под ногами было слишком много интересного. К каждому зданию прилагалась своя характерная куча мусора. Рядом с каждой кучей лежал какой-нибудь выпавший из нее предмет: ватная палочка (интересно, как ей удалось выбраться?), куриная кость, клочки бумаги. Я увидела еще одну ватную палочку и задумалась о здоровье своих соседей. Чем дальше я шла, тем беспорядочнее становились кучи мусора – или, может быть, тротуар становился уже (или и то, и другое). Пропуская прохожего, я чуть не плюхнулась в нишу в стене здания – возможно, именно для этого ниша и предназначалась, хотя почему-то была усажена зубцами. Так что экспериментировать я не стала.
Я подошла к перекрестку с Бродвеем – широким проспектом, по которому в обоих направлениях неслись машины. На разделительной полосе стоял пожилой джентльмен, не успевший сразу пересечь улицу. Он, пошатываясь, двинулся дальше, и я обошла его по широкой дуге, чтобы не сбить его с курса.
На той стороне Бродвея, дальше на восток, в переулке спрятались несколько магазинчиков: продуктовая лавка с кучкой мятых окурков перед дверью, парикмахерская с длинным навесом у входа, который смотрелся здесь абсолютно неуместно…По переулку двигался поток машин. Некоторые из них въезжали на парковочные места, другие неосторожно сдавали задом на проспект. Я почувствовала запах мусора. Спереди донесся шум мусоровоза, который пытался примять свой груз. Под ногами я заметила кучку спагетти с соусом, которыми уже занялась стайка голубей.
Хотя сам мусоровоз я увидеть не успела, он оставил за собой тянущуюся от тротуара к проезжей части дорожку из упавших предметов, которые выдавали пищевые и гигиенические пристрастия местных жителей. Я обратила внимание на нетерпение водителей, которые вглядывались вперед, вытягивая шеи, будто препятствие могло исчезнуть, если его хорошенько рассмотреть. Наблюдая за ними, я дошла до здания на углу и повернула направо, на другой оживленный проспект. Дорожное движение набегало волнами: повинуясь сигналу светофора, все машины разом устремлялись по улице. На первых этажах имелись витрины, но в этот ранний час большая часть их была закрыта. Над витринами висели невзрачные вывески, предлагающие пиццу и пылесосы. Делая на ходу пометки в блокноте, я не заметила, было ли на углу что-нибудь интересное. Повернув, я оказалась на обсаженной деревьями улице. На одной стороне они давали густую тень. Я устремилась туда. Подошвы прилипали к свежему, гордо сверкающему под утренним солнцем асфальту. Впереди я увидела (а после и услышала) грузовик киносъемочной группы. Квартал был заполнен людьми, создававшими его однодневную декорацию. Грузовик являл собой средоточие человеческой деятельности неустановленного свойства. На тележках позади грузовика высились груды металлических труб и сложенных штабелями платформ. Любопытные зрители глазели на происходящее со своих крылечек.
У каждого дома была парочка характерных черт. В одном случае это оказались свернутые в трубку и стянутые канцелярскими резинками газеты на верхней ступеньке. Я в сотый раз подивилась тому, что газеты, которые приносят почтальоны, каждое утро не исчезают бесследно. Другой дом был увит плющом, который нависал над крыльцом и обещал скоро превратиться в настоящую арку. У металлической ограды третьего выстроился аккуратный ряд мусорных баков.
По тротуару, рядом с грузовиками с электрогенераторами, громко генерирующими электричество, слонялись члены съемочной группы. У них были бейджи и наушники, и почти все держали в руках стаканчики с кофе – своего рода спасательные круги, позволяющие выжить ранним утром. Эти люди уставились на меня: делать им было нечего, кроме того, сейчас они находились не в своем районе, где зрительный контакт обычно учтив и непродолжителен. До меня донесся запах из ресторана неподалеку: там подавали завтрак. Фасад церкви, в которую я никогда не заглядывала, походил на зияющую дыру: многочисленные двери были распахнуты. Мужчины в шортах заносили внутрь коробки.
Посреди всей этой суеты замерла сломанная гледичия. Недавняя буря лишила дерево верхушки, и теперь та в виде кучи веток разместилась возле ствола. Прохожие переступали через бесполезную полицейскую ленту, окружавшую дерево.
Ветерок поманил меня дальше, и я, последовав за ним, снова перешла Бродвей. Улица, на которую я попала, взбиралась на невысокий холм и опять спускалась, что придавало ей особую прелесть: из-за разницы в высоте ряды одинаковых домов смотрелись не так скучно. Со второго этажа, просунув нос между прутьями балкона, смотрел старый пес. Свисающие уши были ему очень к лицу. Он завилял хвостом, когда я его поприветствовала.
Над улицей доминировал частный особняк: настоящая аномалия в этом городе. Из-за стены дома выскочила белка и направилась на другую сторону улицы. Задержавшись под машиной и помедлив в середине дороги, она шмыгнула в кусты.
Я в последний раз повернула за угол и пошла к входу в особняк, рассматривая пару каменных львов, терпеливо и безнадежно ожидающих прибытия королевских особ. Лохматая гусеница с головой, украшенной двумя парами грозных рожек, лениво заползла на первую ступеньку, явно направляясь туда, где гусениц ничего хорошего не ждет. Я переложила ее на клумбу и отправилась домой. Свернутую в трубку газету, которая только что лежала возле двери, уже украли. Я повернула ключ в замке.
Выходя утром из дома, я прислушивалась к себе внимательнее, чем всегда, поскольку не забывала, что иду на обычную прогулку по кварталу, и надеялась удивить себя собственной наблюдательностью. В конце концов, по профессии я наблюдатель – точнее, наблюдатель за собаками. Это умение должно распространяться и на наблюдение за собственным поведением, и, несомненно, на наблюдения за кварталом. Ведь я не раз слышала о том, какая я наблюдательная – от многочисленных друзей, которым я навязывала свои непрошеные наблюдения.
Я осталась очень довольна и собой, и прогулкой. Я увидела все, что в моем квартале стоило внимания. Ни одна машина не проехала незамеченной, ни один дом не избежал осмотра. Я смотрела на деревья и даже припомнила, как называется одно из них. Я изучила прохожих, приметила отважную белку и разглядела лохматую гусеницу. Я смотрела. Разве я могла что-то пропустить?
Как выяснилось, я пропустила почти все. После описанных ниже прогулок я почувствовала себя одновременно встревоженной, восхищенной и пристыженной тем, насколько ограниченным был мой взгляд на мир. Меня утешает лишь, что такая “неполноценность” свойственна большинству людей. Мы смотрим, но толком не видим: наши глаза широко открыты, но взгляд легкомысленно скользит от предмета к предмету. Мы видим символы, но не понимаем их значения. Мы не слепы, но на глазах у нас – шоры.
Неполноценность эта касается внимания: я просто не сосредоточилась как следует. Хотя кажется, что нет ничего проще, чем сосредоточиться, на самом деле это не так. Наверное, каждый в детстве слышал замечание: “Сосредоточься!” Вот только никто не объяснял нам, как именно это нужно делать.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
