– Я подумаю, – твердо пообещал он. – Как это называется? О пожизненном содержании с иждивением?… А я, значит, иждивенец буду…
– Ну да!
– Понятно…
Тамара закусывать не торопилась. Явно где-то накормили. Где – не скажет, хоть пытай. Черт дернул связаться. Не может без нее теперь Александр Сергеевич. Прилип.
– Ешь, говорю, курицу, – велел хозяин. Он взял в руки длинный нож. Отпилил ножку и протянул.
– Кушай. Ноги ведь еле носишь…
Однако та продолжала все ту же тему:
– Ты только представь себе… Никаких проблем. Подписал бумажку – и гуляй себе на здоровье. Раз в месяц к тебе приходят, деньги приносят, уколы делают.
– Серьезно, что ли?
– В зависимости от медицинских показаний…
Тамара попробовала ножку: сообразил целиком птицу в духовку засунуть. Женщина бы до такого не додумалась.
Выпили еще по рюмке, закусили и принялись собираться.
– Странно, – удивлялся Лушников. – Голова больше не кружится… Выходит, сто грамм – самое лучшее лекарство.
– Это пока, – возражала Тамара Борисовна. – Потом хуже будет. К тому же, если превысить дозу…
Тамара принялась развивать похмельный вопрос. Сергеич внимательно слушал. Гражданская жена – все-таки медик. Кто, кроме нее, может подсказать. Придется подчиниться и жить согласно рецептам.
Они выбрались из квартиры на улицу и пошли по тротуару среди прочих прохожих.
Бывший летчик во все ноздри дышал весенним воздухом. Лицо порозовело.
Они повернули в сторону магазина «Полянка» и встретили по пути старого знакомого и родню Ваню Гирина. Сергеич остановился, несмотря на холодный взгляд молодой супруги.
– Как живешь, Иван? Не летаешь больше на своем вертолете?!
Естественно, Ваня давно не летал. Это была всего лишь шутка.
Иван протянул крепкую руку:
– Давно тебя не видел, – и уставился вопросительно на женщину.
– Тамара Борисовна, – улыбнулся Сергеич. – Моя супруга.
– Когда ты успел?! – удивлялся Гирин. – И ничего не сказал!
– Да мы это… Без росписи.
– Тогда понятно. А ты слышал, может? Этот, Уляхин который… Николай… Кажется, с катушек съехал полковничек. Квартиру придумал на меньшую обменять. Чтобы, говорит, меньше платить. Ну?… Не дурак ли?!.. И жена у него согласилась…
Тамара Борисовна незаметно придавила Лушникова пальцами у локтевого сгиба. Стоять неохота человеку.
– Не работаешь? – продолжал спрашивать Гирин.
– Какой там! – Александр Сергеевич отрицательно качнул головой. – Сам еле хожу, а ты говоришь – работа…
– Сын-то хоть пишет? – допрашивал бывший товарищ.
– Нет, – добросовестно признался тот. – Не пишет уже чуть не год. И концов найти не могу. Надо бы запрос в округ послать, да все некогда. Болею. Голова кружится.
– То-то я смотрю на тебя – зеленый ты. – Гирин внимательно взглянул на друга. – Бледный. Какой у тебя диагноз?
Ответ оказался удручающим: «Опущение всего организма».
Гирин оттопырил нижнюю губу. Интересный диагноз. Старухам обычно такие ставят. Специально. Чтобы не приставали к людям с расспросами. Надорвались по молодости – к чему теперь вопросы!..
– Ты больше гуляй, – учил вертолетчик Гирин. – На свежем воздухе. Нагружай большие мышцы тела…
– Какие?
– Ноги!.. – воскликнул Гирин. – И таблетки жрать перестань! От них у тебя все дела! Понял?!
Лушников мотнул головой. Вроде бы понял.
Гирин даже смотреть не хотел в сторону Тамары Борисовны. В квартиру вцепилась – не оторвешь. Сказать бы об этом Лушникову, да разве же он поверит. На тридцатник подцепил себя моложе и доволен, маразматик.
– А вы кем работаете? – обернулся он все же к даме.
– Медсестрой…
Гирин получил ответ, скомкал губы и опустил книзу глаза, неторопливо соображая.
– Вот оно что, – проговорил. – Медсестра, значить? Это для него хорошо. – И к Сергеичу: – Это как раз для тебя…
И пошел прочь, тряся головой и все больше удивляясь. Это ж надо! Молоденькую отхватил.
– Кто такой? – спросила Тамара Борисовна поникшим голосом. – Что ему нужно?
– Кто его знает… – Лушников пожал плечами и шагнул дальше.
Возле газетного киоска он опять притормозил. Конвертов купить бы. Письмо не во что положить для сына.
– Чего тебе? – Тамара вновь уцепилась в локоть.
– Конверты… – произнес Сергеич тоскующим голосом. Однако Тамара его осадила. У нее дома целая пачка… Зачем ему деньги тратить.
– Принеси тогда. Письмецо хочу написать… – оживился Лушников.
Тамара не ответила – лишь прижалась грудью к его руке и вновь отпрянула. Разговор на уровне жестов. С Ириной у Сергеича было все по-другому. Та старалась говорить языком. Она давно разыскала бы сына. Сынок тоже хорош: появился в прошлом году на годины матери, увидел, что отец связался с какой-то медичкой, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. А ведь Александр Сергеевич не встречную-поперечную нашел себе тоже. Медицинского работника. Ирина тоже была медиком. Первая. Родная жена.
Сделав крюк вокруг квартала, они вернулись к дому, остановились у подъезда. Под ложечкой у Лушникова сосало. Проголодался. Голова не шумела, хотелось жить и даже творить на благо общества.
– Я почему вчера не пришла-то, – вспомнила Тамара. – У меня же дочь со внуком приехала. Вот такие дела… – Она опустила голову. – Даже не знаю, как теперь помещаться будем в комнате… Она ведь решила, что здесь будет жить. Неудача у нее вышла в жизни.
Сергеич оживился при этих словах: – А ты совсем перебирайся ко мне! Жить будешь у меня, а они там пусть кувыркаются…
Тамара кивнула, продолжая смотреть под ноги. Задала дочка задачу: решай, мама, а она будет рядышком сидеть и посматривать, когда за нее решают.
– Пора мне… Жрать небось хотят…
– Нет, ты погоди! – встрепенулся Сергеич. – А вещи-то?… Я помогу. С дочерью за одно познакомлюсь…
– Потом как-нибудь. А вещи не надо пока трогать. До вечера.
Она шагнула от подъезда. Ее ждали дела.
– Конверты не забудь.
Тамара остановилась. Удивленно посмотрела Сергеичу в лицо.
– Позабыла совсем… Обязательно принесу… И на почту отнесу, а ты пиши пока.
Она развернулась и, не оглядываясь, пошагала к себе домой, на соседнюю улицу, оставив Сергеича одного размышлять о смысле жизни и мужском одиночестве. Там у нее теперь своя родная кровинка.
Вот и скажите в таком случае, думал Сергеич, может такая жизнь человеку понравиться или нет?! Только что было их двое – и вдруг вновь одиночество нахлынуло. Может такая ситуация удовлетворять человека? То-то и оно! Потому и стремился Сергеич вырваться из нее. Сын вот только не хочет понять. Уехал к себе на остров и молчит. Гордый…
