В нашем Уставе гарнизонной и караульной служб записано: «Часовому на посту запрещается: есть, пить, курить, отправлять естественные надобности» и т. д. Наверняка это есть и в немецких уставах. Воинские уставы написаны жизнью, а Устав гарнизонной и караульной служб – кровью. Невыполнение этих требований приводит к тяжёлым последствиям.
Семён молниеносным прыжком сбил немца на землю. Тот даже рта раскрыть не успел. Через мгновение во рту у него был кляп, руки скручены, из глаз сыпались искры – Семён от души приложился. Надо было побыстрее уходить. Автомат захватили с собой, чтобы не давать немцам подсказку на вопрос – куда девался Курт Шульц. Разведчики быстро поползли к проходу в заграждении. Немец был худой и очень беспокойный, несговорчивый. Он вырывался, извивался ужом, не хотел ползти. До прохода его пришлось тащить волоком, стимулируя крепкими пинками. Проход преодолевали с чрезвычайной осторожностью. Такие действия давно отработаны, всё предусмотрено. Всё, да не всё. Пленный был хоть и молодой солдат, но сообразительный. Изловчившись, он задел проволоку ногой. Немедленно сработала самодельная звуковая сигнализация – раздался грохот пустых банок на всём участке, занимаемом ротой оберлейтенанта Шмультке. Тотчас в траншеях всё пришло в движение. В небо взмыли ракеты, раздались автоматные очереди, заработали пулемёты. Разведчики ползли, изо всех сил работая руками и ногами. Когда взлетала ракета, они замирали, когда гасла, они вскакивали и короткими перебежками продвигались вперёд, прикрываясь изученными днём складками местности и другими укрытиями. Немцы стреляли наугад. Пленный тоже бежал, хорошо понимая, что его могут убить свои. Потом начался миномётный обстрел. Немцы били по нейтральной полосе, где были разведчики, и по нашему переднему краю. Мины с шипением и воем проносились над головами и рвались впереди, слева и справа, поднимая в воздух комья земли и град осколков.
– Давайте отсидимся в воронке, пока не кончится обстрел, – предложил Николай.
– Нет, надо побыстрее уходить из-под обстрела; вперёд, короткими перебежками, – скомандовал Семён.
Вдруг разверзлась земля – ослепительная вспышка, оглушительный взрыв, комья земли, свист осколков. Семён видел, как упал Николай. Он хотел подбежать и помочь ему, но ноги не слушались; боли он не чувствовал, но закружилась голова, затошнило, и он потерял сознание. До наших траншей оставалось метров двадцать. Ещё одного разведчика из группы обеспечения контузило, а немец отделался лёгким ранением. Видать, свои пули и осколки облетали его.
Немцы, войдя в посёлок, согнали всех жителей к школе и объявили новый порядок:
* вся власть принадлежит немецкому командованию, жители должны неукоснительно выполнять его приказы.
* Колхозы распускаются, но жители должны работать – им, дикарям, выпала честь работать на великую Германию.
* За неповиновение – расстрел, за укрывательство коммунистов и красноармейцев – расстрел, за помощь партизанам – расстрел. Был назначен староста. Старостой назначили Степана Борисенко. Борисенко был сильно огорчён и напуган, отказывался, ссылаясь на свой недуг, умолял, возражал. Но немцы возражений не терпели.
– Это приказ, а за невыполнение приказа – вы сами только что слышали.
Через несколько дней появился полицейский. Это был мужик из другой деревни, многие его знали ещё до войны. Он сильно выпивал, и перед войной его посадили на пять лет за то, что он украл из колхозного тока полмешка зерна и променял его на бутылку самогона.
Борисенко впоследствии оказался для односельчан хорошим старостой. Будучи в управе, он знал планы и намерения немцев и предупреждал жителей.
– Галя, выйди на минутку, – стучал он в окошко, – отправь дочку куда-нибудь из посёлка, пусть побудет у бабушки в Демьянках дней пять. Немцы собираются отправлять в Германию на работу молодых девок.
– Анна, спрячь подальше корову, немцы хотят забрать весь скот и угнать в Германию, передай другим, только осторожно, не подведите меня.
Забегая вперёд, скажу, что, когда пришли наши, Степана Борисенко арестовали, и больше его никто не видел; говорят, что его расстреляли за сотрудничество с немцами, разбираться долго не стали – так проще.
Семён и Женька каждый по-своему таили в душе ненависть к оккупантам. У каждого были свои счёты. В жизни часто так бывает, что два человека, заряженные одинаковой сильной энергией, направленной к одной и той же цели, притягиваются и непременно пересекутся. Встретились и Семён с Женькой. Как-то Семён обратил внимание на то, что Женька часто крутится поблизости от немецких машин, от солдат, проявляя неподдельный интерес к оружию. Он явно что-то затевал. Семён встретился с ним, пригласил его к себе домой.
– Женька, что ты задумал, рассказывай, только не ври.
– Я ненавижу их, они дядю Колю убили, я буду их убивать.
– Как же ты будешь их убивать, научи?
– Подойду, выхвачу у немца автомат и застрелю его.
– Ну, ты смотри, как всё просто! Выброси эту авантюру из головы. Ты лучше сделай то, что тебе по силам.
– Что, например?
– Видел, немцы собрали наших коров для отправки в Германию?
– Видел, стоят в загоне у коровника.
– Ты можешь их оттуда выпустить?
– Раз плюнуть – снять две жерди, и они сами разбегутся, могу пойти и сделать это хоть сейчас.
– Не торопись, это так не делается. Ты понаблюдай денек-другой, узнай, как они охраняются, как к ним незаметно подойти, как быстро снять эти жерди.
– Я и так знаю: охраняет их пьяница полицай, а подойти незаметно легко – рядом кусты.
– Это хорошо, но самое главное – как только выпустишь коров, сразу уходи из посёлка. Есть куда?
– Можно в Азаровку к тётке.
В эту ночь полицейский был мертвецки пьян и спал сидя, прислонившись к стене коровника. Женька уверенно, но осторожно, вздрагивая, однако, при каждом шорохе, пробрался к загону и без труда снял две жерди, освободив тем самым выход. Коровы немного ещё постояли, как бы раздумывая, идти или нет, не наругают ли их немцы за это, и, не торопясь, разбрелись в разные стороны. Утром стало видно – загон пуст. Кто это сделал, нетрудно было догадаться, но Женька уже исчез. Женька ушёл, но ниточка потянулась к Семёну. Ясно, что мальчишку кто-то научил, а раз Женьку очень часто видели с Семёном, то Семёна арестовали. Семён не скрывал враждебного отношения к фашистам, открыто высказывая это при всех. Он вообще удивлялся, почему немцы до сих пор его, красноармейца, не расстреляли. Он искал смерти. Жить калекой он не хотел, он думал, искал варианты, как подороже отдать свою жизнь, как рассчитаться за свои ноги. Не успел.
Вскоре произошло ещё одно событие. Немцы собирали для армии тёплые вещи у населения окрестных сёл и свозили на склад в нашем посёлке. Под склад был приспособлен колхозный амбар – просторное деревянное помещение с соломенной крышей. Охранял склад вначале полицейский, но после происшествия с коровами ему склад не доверили – поставили немецкого часового. Буквально через неделю склад сгорел. Часовой был убит. Это было дело рук не наших жителей – у нас это сделать было просто некому. А через два дня за посёлком был найден убитый офицер. Стало ясно, что появился какой-то неизвестный мститель.
