Бум — бум — бум — стучала по полу деревянная нога Вильно Луца. — Бум — бум — бум.
— Ну! Я жду объяснений! — потребовал Вильно Луц.
— Сэр… я просто… просто я… у меня есть сомнения, сэр…
— Я знаю, что солдат не вправе сомневаться, но…
— Сомнения? Какие такие сомнения? Ты о чём?
— Не знаю, сэр… Не могу объяснить. Всю дорогу думал, но… не знаю…
— Что ж, отлично, — сказал Вильно Луц. — У тебя нет объяснений, а у меня есть. Ты потратил деньги, которые тебе не принадлежали. Причём потратил глупейшим образом. Ты совершил бесчестный поступок. И будешь наказан. Пайку сегодня не получишь. Сразу отбой, без ужина.
— Так точно, сэр, — ответил Питер, но остался стоять, комкая в руках шапку.
— Ещё что — то желаешь сказать?
— Нет. Да.
— Так да или нет?
— Сэр, вы когда — нибудь… говорили неправду? — осмелился произнести Питер.
— Я?
— Да. Вы… сэр.
Вильно Луц выпрямился, приосанился и принялся оглаживать свою и без того аккуратную бородку — чтоб волоски не торчали, а сходились острым, по — военному решительным клинышком. Наконец он заговорил:
— Значит, ты хочешь уличить меня во лжи? Ты! После того, что ты сегодня сделал?! Потратил чужие деньги! Да как ты смеешь?
— Простите, сэр. Я знаю, что поступил плохо.
— Ещё бы ты не знал! Кругом! Шаго- ом марш!
Вильно Луц решительно взял военную карту, развернул её, придвинулся к свечке и пробормотал:
— Так, так… этих сюда… и тогда… Ну вот!
Позже, когда свечку задули, когда комната погрузилась во тьму и старый вояка захрапел в своей постели, Питер Огюст Дюшен лежал на соломенном тюфяке, глядел в потолок и думал:
«Он врёт, она врёт, он врёт, она врёт. Кто — то точно врёт, но кто? Если врёт она, то Вильно Луц прав, а я — последний балда. Поверил нелепым сказкам про слониху, которая вдруг появится откуда ни возьмись и отведёт меня к сестре, а сестра — то давным — давно умерла. Но если врёт он, то моя сестра жива. — Сердце Питера снова встрепенулось. — Если врёт он, Адель жива».
— Пускай врёт он, — громко, на всю ночную тёмную комнату, сказал Питер.
И оттого что такие несолдатские, такие предательские слова вдруг произнеслись вслух, сердце Питера изумилось, ухнуло и заколотилось как бешеное.
Неподалёку от меблированных комнат «Полонез» — всего через несколько рядов крыш, если смотреть на город сверху, — стояло здание оперного театра Блиффендорфа, и как раз в этот час на его сцене выступал фокусник, точнее, маг преклонного возраста, почти забытый публикой, что было немудрено — ведь фокусы удавались ему всё хуже и хуже. Впрочем, сегодняшняя ошибка принесла ему новую, пусть и дурную славу.
По замыслу фокусника после взмаха волшебной палочки в зале должен был появиться букет лилий. Но вместо лилий там появился слон.
Слон проломил крышу оперного театра и рухнул прямо в зал — вместе с черепицей, кусками дранки и скопившейся под ней пылью. Приземлился он на колени некой Бетин ЛеВон, благородной даме, которой фокусник намеревался подарить букет.
Мадам ЛеВон вмиг получила перелом обеих ног. До седых волос будет она вспоминать этот роковой момент своей жизни и описывать его всякому, кто соглашался слушать. «Нет, похоже, вы не понимаете, — будет повторять она вновь и вновь. — Мои ноги раздавил слон! Он упал с неба, пробил крышу, и я осталась калекой на всю жизнь!»
Что до фокусника, ему объясниться не дали. Его по требованию мадам ЛеВон немедленно отправили в тюрьму.
Слона, вернее, слониху — ибо особь оказалась женского пола — тоже взяли под стражу. И заперли на конюшне. На левую переднюю ногу животного накрутили цепь, а другой конец цепи приковали к намертво вкопанному в землю железному шесту.
Поначалу слониха ощущала только одно: мирокружение. Стоило ей чуть повернуть голову вправо или влево, мир начинал кружиться и уплывать — всё быстрее, быстрее, быстрее. Это её очень тревожило, поэтому она решила никуда голову не поворачивать. Она просто закрыла глаза и долго — долго их не открывала.
Теперь мир являлся ей только в звуках — вокруг царили гул и рёв, — но слониха старалась не обращать на них внимания. Ей было важно только одно: чтобы земля не уходила из — под ног.
Спустя несколько часов слонихе показалось, что кружение мира прекратилось. Она открыла глаза, огляделась… Куда же она попала?
Слониха поняла только одно: она находится не там, где надо. Ей здесь совсем не место.
Глава 2
На следующий день после прибытия слонихи в город Питер снова оказался на рыночной площади. Шатра прорицательницы там уже не было. А в кулаке у мальчика была зажата новая монета. Вильно Луц долго и занудно объяснял ему, что надо купить на этот флори. Во — первых, хлеба. Разумеется, вчерашнего, а лучше — позавчерашнего. Ну а если удастся найти хлеб трёхдневной давности — это вообще то, что надо. Первый признак доброго хлеба — плесень. Её и ищи. Старый плесневелый хлеб — самый лучший для подготовки будущего солдата. Главное — выработать у солдата… привычку грызть зелёные, окаменелые сухари — от них зубы крепче будут. А от крепких зубов крепчает сердце, и солдат становится ещё отважней. Так точно — ещё отважней. Это чистая правда.
Для Питера связь между чёрствым хлебом, крепкими зубами и солдатской отвагой была не столь очевидна, но в то утро, получая последние наставления от старого вояки, мальчик видел, что Вильно Луца снова сильно лихорадит, а значит, искать сейчас смысл в его речах — дело зряшное.
— У торговца рыбой проси две рыбки, не больше, — упорно наказывал Вильно Луц. Лицо его покрылось испариной. — Да не рыбины, а самые мелкие рыбёшки, какие найдутся, — те, что другие покупатели нипочём не возьмут. Какие и рыбой — то назвать язык не повернётся. И сразу возвращайся. С хлебом и рыбой. С чёрствым хлебом и двумя рыбками. Но не с пустыми руками. Слышишь? Не вздумай вернуться ко мне с пустыми руками! И не вздумай кормить меня брехнёй, которую тебе наговорят гадалки, потому что всё, что они несут, — дурь и брехня. От них правдивого слова не услышишь. Говоришь «гадалка» — читай «брехня». А ты, рядовой Дюшен, обязан выполнять приказ. Сегодня приказ — найти самую мелкую рыбёшку на рынке.
Теперь Питер стоял на базаре, в рыбном ряду, и думал обо всём сразу: о гадалке, о потерянной сестре, о слонах, о болезни Вильно Луца и о мелкой рыбе. Ещё он думал о том, кто соврал, а кто сказал правду, а заодно — о солдатской чести. Что значит быть верным и бесстрашным солдатом? Питер погрузился в свои раздумья так глубоко, что толком не слышал историю, которую рассказывал торговец стоявшей впереди покупательнице.
— Он и фокусник — то так себе, никудышный. Народ от него особо ничего и не ждал, никаких чудес. — Торговец вытер руки о фартук. — Он ничего им не обещал, чудес не предвиделось. Так — то.
