– Купи мне еще один стаканчик, – говорит он.
Шетландец, прищурившись, смотрит на него, потом качает головой и вновь поворачивается к Хестер.
– Всего один стаканчик, и больше ты меня не увидишь.
Шетландец не обращает на него внимания, но мужчина не трогается с места. Похоже, он обладает неистощимым и бесстыжим терпением. Он чувствует, как сердце раздувается и сжимается у него в груди, обоняет обычные запахи таверны – вонь немытых тел, кишечных газов, табачного дыма и пролитого эля. Хестер поднимает на него глаза и хихикает. Оказывается, зубы у нее серые, а не зеленые, а язык цветом похож на свиную печенку. Шетландец вынимает из-за пояса фленшерный нож, кладет его перед собой на стол и поднимается на ноги.
– Я скорее отрежу тебе яйца, чем куплю выпивку, – говорит он.
Теперь становится видно, что шетландец тощ, долговяз и гибок. Волосы и борода у него насквозь пропитались тюленьим жиром, и от него разит носовым кубриком[4]. Мужчина начинает понимать, что он должен сделать – уловить природу своих нынешних потребностей и способ их удовлетворения. Хестер вновь сдавленно хихикает. Шетландец берет в руки нож и прижимает его плашмя к щеке мужчины.
– Я могу отхватить тебе твой гребаный нос и скормить его гребаным свиньям на заднем дворе.
При мысли об этом он смеется, и Хестер хохочет вместе с ним.
На лице мужчины не отражается и тени страха или беспокойства. Момент, которого он ждет, еще не наступил. Сейчас разыгрывается всего лишь скучная и унылая, но необходимая интерлюдия, некая пауза. Бармен достает деревянную дубинку и со скрипом петель откидывает деревянную крышку барной стойки.
– Ты, – говорит он, показывая на мужчину, – дерьмо собачье и проклятый лгун, и я хочу, чтобы ты убрался отсюда.
Мужчина переводит взгляд на часы на стене. Только что миновал полдень. У него есть еще шестнадцать часов, чтобы сделать то, что должно. Чтобы вновь испытать удовлетворение. Желание, тупой болью отдающееся во всем теле, разговаривает с ним – иногда шепотом, иногда невнятной скороговоркой, а иногда – пронзительным криком. Оно никогда не умолкает совсем; если это случится, он поймет, что все-таки умер, что кто-то другой оказался быстрее и сильнее и прикончил его наконец, и на этом все кончится.
Он вдруг делает шаг к шетландцу, чтобы дать тому понять, что он ничуть его не боится, но тут же поспешно отступает. Повернувшись к бармену, он с вызовом вскидывает подбородок.
– Ты можешь засунуть эту shillelagh[5] себе в долбаную задницу, – говорит он.
Бармен молча указывает ему на дверь. Мужчина, уходя, сталкивается в дверях с мальчишкой, который возвращается с тарелкой исходящих паром и соблазнительными ароматами ракушек. На мгновение их взгляды встречаются, и мужчина чувствует, как его сердце начинает биться быстрее.
Он идет вниз по Сайкс-стрит. Он не вспоминает о «Добровольце», который сейчас стоит в порту и который он всю прошедшую неделю помогал приводить в порядок и загружать припасами, как не думает и о предстоящем шестимесячном плавании, будь оно проклято. Сейчас он думает только о настоящем, о том, что окружает его, – о площади Гротто-сквер, о турецких банях, об аукционном доме, о канатном дворе, о булыжной мостовой у него под ногами и равнодушном небе Йоркшира над головой. По натуре он вовсе не склонен нервничать или суетиться; если это необходимо, он будет ждать столько, сколько понадобится. Он находит стену и садится, привалившись к ней спиной; когда голод одолевает его, он начинает посасывать камень. Так проходит несколько часов. Люди, идущие мимо, замечают его, но не пытаются заговорить с ним. Вскоре наступит и его время. Он смотрит, как тени становятся длиннее, как начинается и вскоре прекращается дождь, как по сырому небу с содроганием проносятся тучи. Уже начинает темнеть, когда он наконец видит их. Хестер напевает какую-то балладу, а шетландец держит в одной руке бутылку с грогом, а другой неловко обнимает ее. Он смотрит, как они сворачивают на площадь Ходжсон-сквер. Выждав несколько мгновений, он быстрым шагом идет за угол, на Кэролайн-стрит. Ночь еще не наступила, но уже достаточно темно, решает он. Ярко светятся окна «Табернакля», в воздухе висит угольная пыль и запах куриных потрохов. До переулка Фишез-элли он добирается раньше их и быстро сворачивает в него. Пятачок двора, окруженный стенами домов, пуст, если не считать серого белья, сушащегося на веревке, и резкой аммиачной вони лошадиной мочи. Затаившись, он прячется во мраке дверного проема, сжимая в ладони половинку кирпича. Когда во двор входят Хестер и шетландец, он выжидает еще несколько мгновений, чтобы действовать наверняка, а потом делает шаг вперед и с размаху бьет соперника половинкой кирпича по затылку.
Кость ломается легко и без сопротивления. В воздух ударяет фонтан крови, сопровождаемый легким треском, словно кто-то переломил сырую ветку. Шетландец падает ничком, не издав ни звука, ударившись зубами и носом о булыжную мостовую. Прежде чем Хестер успевает крикнуть, мужчина приставляет ей к горлу фленшерный нож.
– Я выпотрошу тебя, как проклятую треску, – обещает он.
Она смотрит на него диким взглядом, после чего, сдаваясь, поднимает вверх грязные руки.
А он опустошает карманы шетландца, забирает все деньги и табак, а остальное выбрасывает. Вокруг головы шетландца уже расплывается кровавое пятно, но он еще дышит.
– Нужно куда-то оттащить этого ублюдка, – говорит Хестер, – иначе я окажусь по уши в дерьме.
– Ну, так и тащи, – отзывается мужчина. Он чувствует, как ему вдруг стало легче, словно мир вокруг него распахнулся во всю ширь.
Хестер пытается оттащить шетландца, ухватившись за его руку, но он слишком тяжел для нее. Поскользнувшись в луже крови, она падает на булыжную мостовую. Сначала она смеется над собой, а потом начинает стонать. Мужчина открывает дверь угольного сарая и, взяв шетландца за ноги, затаскивает его туда.
– Его могут найти завтра, – говорит он. – Но меня к тому времени здесь уже не будет.
Женщина выпрямляется. Ее все еще покачивает от выпитого, и она безуспешно пытается отчистить от грязи свои юбки. Мужчина поворачивается, чтобы уйти.
– Ты не дашь мне пару шиллингов, дорогой? – окликает его Хестер. – За все мои страдания.
У него уходит битый час, чтобы разыскать мальчишку. Его зовут Альберт Стаббз, и он ночует в облицованной кирпичом дренажной трубе под северным мостом, питаясь объедками. Время от времени ему удается заработать медяк-другой, выполняя поручения пьяниц, собирающихся в грязных портовых тавернах в ожидании корабля.
Мужчина предлагает ему поесть и показывает мальчишке деньги, украденные им у шетландца.
– Можешь заказывать все, что хочешь, – говорит он, – я заплачу.
