Сидящий в нише Дари, услышав такое, едва сдержал возмущенный возглас и, что было силы, сжал кулаки – несмотря на свои восемь, он вполне уловил смысл намека Мэрры, а слуга хохотнул.
– Скорее всего, наш господин просто отморозил себе в зимних походах все, что можно… Но как бы то ни было, он не знает, что теряет, а я не откажусь от такой сладкой красавицы… – Грастин начал часто целовать щеки и шею Мэрры. явно намереваясь перейти к еще более откровенным ласкам, но служанка, отстранившись от него, шепнула:
– Не здесь – слишком холодно…
– Тогда где? Не думаю, что твои соседки по комнате будут рады позднему гостю! – Грастин исхитрился запечатлеть на щеке служанки еще один поцелуй, а та, склонив голову, прошептала.
– Каморка за кухней – там нас не побеспокоят.
Грастин не возражал против такого поворота событий, и через несколько мгновений парочка исчезла из галереи. Дари, конечно, мог бы им поведать, что вышеназванная каморка – отнюдь не лучшее место для уединения: начавшая очередную кампанию против мышей кухарка растыкала этим вечером новенькие мышеловки везде, где только было можно, и у устроившихся на полу каморки любовников были все шансы угодить по меньшей мере в одну из них… А если учесть, что Гриада спит довольно чутко, Мэрру и Грастина действительно может ожидать незабываемая ночь…
Подумав об этом, снова продолживший свое нелегкое путешествие Дари, тряхнул головой так, что его густые, темные волосы рассыпались по плечам: а вот нечего трепать имя отца и смеяться над ним за его же спиной!.. В глаза сказать – отродясь бы не посмели, да и что они знают…
Хотя, тут Дари был с собою честен – сам он знал ненамного больше: отец пару раз брал его в семейную усыпальницу Остенов, но узор на мраморных плитах, под которыми покоились тела матери и младшей сестры мальчика, ничего не сказали Дари, а сам он совсем не помнил канувших в небытие родных… Ну, если не считать, конечно, выуженного из самых ранних воспоминаний образа завернутого в белоснежные пеленки, отчаянного мяукающего свертка на руках улыбающегося отца… «Знакомься, Дариен – это Лирейна Остен, твоя младшая сестра. А ты, как старший, должен любить и оберегать ее». Еще Дари отчетливо помнил, что после этих слов, попытался рассмотреть тонущее в ткани крошечное личико сестры, и хотя зареванный младенец показался ему совсем неинтересным, все равно послушно кивнул в ответ…
Позже Дари все же спросил у Илара о том, почему его мать и сестра умерли так рано. Старик, услышав вопрос, долго молчал, но, поняв по взгляду воспитанника, что тот не отступится, сказал: «Твоя мать хотела показать своему отцу внучку, и отправилась вместе с Лирейной на празднование в его имение. Твой отец не стал их сопровождать – он только что вернулся из похода, хотел отдохнуть в тишине… Кто ж знал, что праздник обернется кошмаром из-за восставших полувольных!» После этих слов старик замолчал, но потрясенный таким известием Дари все же нашел в себе силы еще для одного вопроса: «Полувольные… Они… Всех убили?» Старик тяжело вздохнул: «Восставшие никого не пожалели: ни старых, ни малых, ни гостей, ни их слуг – даже твою сестру убили вместе с попытавшейся защитить ее кормилицей… Но хватит об этом – дело это давнее, а здесь такого никогда не случится, потому как твой отец хоть и строг, но справедлив…»
Больше Илар так ничего и не рассказал, пресекая даже попытки мальчика вернуться к этому разговору, а у отца Дари спросить об этом не решался: и не потому, что опасался родительского гнева, а просто чувствовал – не стоит…
Единственное, что оставалось мальчику, это перебирать ранние воспоминания, в которых его отец был совсем иным: темноволосым, без суровых складок у губ, с весело блестящими глазами… Иногда, сбросивший на короткий срок ратное бремя, родитель становился почти прежним – так было позапрошлым летом, которое Дари провел в южном, расположенном у самого моря, имении. Отец был с ним почти целое лето – учил плавать и нырять, а еще они подолгу загорали, лежа на белом песке укромной бухточки… Эти дни стали для Дари одними из самых счастливых, но они так долго не повторялись, что уже начинали казаться почти что сном, а всему виной – бесконечные войны Амэна, в которых отец всегда принимал самое деятельное участие…
Подумав о войнах, уже преодолевший большую часть коридоров Дари невольно вздрогнул и, отклонившись от намеченного пути, заглянул в домашнее святилище. Там все было точно так же, как и обычно: сильно пахло можжевельником, у статуи Алого Мечника тлел огонек, на стенах святилища висели привезенные отцом трофеи… Дари сумрачно посмотрел на жестокое лицо статуи: на его взгляд, именно Воитель и был причиной всем неприятностям, ведь он постоянно требовал новой крови и ради этого отнимал отца и от дома, и от самого Дари, но самым худшим было то, что сила Мечника понемногу меняла отца – Дари чувствовал это и отчаянно противился происходящему всем своим существом, хотя, казалось бы, что он – не вылезающий из простуд, слабый и не вышедший даже ростом детеныш, мог противопоставить давнему божественному покровителю Остенов?..
Из-за сквозняка огонек у подножья статуи отклонился в сторону и затрепетал, и в тот же миг Дари показалось, что каменные черты Мечника на миг исказились в насмешливой и немного презрительной гримасе – божество словно бы смеялось над его потугами изменить сложившийся расклад, заранее предсказывая неудачу… Но Дари лишь покрепче сжал в руках сапоги и узелок с приношением, и покинул святилище со всем возможным достоинством – своим видом он хотел показать Мечнику, что такими мороками его не испугаешь и не загонишь обратно в кровать, под защиту старого Илара…
Остаток избранного Дари пути пролегал в полной темноте, но мальчик пробирался по ведущим к черному входу закуткам с проворством и бесшумностью кошки. Поскольку окружающий Дари мир, по большей части, ограничивался имениями семьи, изрядная доля незаметной деятельности мальчика сводилась к их старательному исследованию – этот дом он изучил едва ли не до последней выбоины, не обделив вниманием даже самые темные и заброшенные уголки, в которых служанки иногда забывали сметать паутину…
А еще Дари, смекнув, что окружающие его взрослые никогда не скажут ему всей правды, наблюдая за населяющей имение прислугой, старался держать глаза и уши открытыми. Со временем выуженные таким образом крупицы знаний складывались во вполне определенную картину, ну, а когда малолетний Остен подслушал на кухне разговор двух служанок и узнал из него, что грозный Седобородый может выполнить твое заветное желание, если, набравшись смелости, принести ему ночью на перекрестке требу, у него появилась вполне определенная цель…
Дари с самого начала осознал что именно ему нужно, но вот ускользнуть от внимания престарелых наставников было куда более сложной задачей, чем собрать необходимое приношение, так что теперь, ни Мечник, ни возможное ненастье его не остановят…
Добравшись до узкой, ведущей в примыкающий к дому сад, двери, Дари, устроившись на полу, поспешно натянул сапоги, и, вцепившись в тяжелый засов двумя руками, с трудом его отодвинул. Потом подобрал узелок, и, прижимая его к груди, протиснулся в чуть приоткрытую дверь – самым сложным было выбраться из дома, а теперь надо всего лишь наискось пересечь сад и выйти на подъездную дорогу, а там уже будет рукою подать до перекрестка…
