– Не я, – вторит Джей Джей.
– Я этого не делал, – подает голос Патрик.
Это же говорят все преступники, которых ему случалось задерживать. Все прям святые, язви их душу. Смотрят на него снизу вверх, моргают и ждут. Патрик сует в рот резиновый кусок бекона и жует.
– Съешь что-нибудь перед уходом, Джо, – говорит Роузи.
Он опаздывает, ему некогда завтракать. Опаздывает, потому что искал этот чертов пистолет, который кто-то взял и положил на кухонный стол. Опаздывает и чувствует, что не контролирует ситуацию, и еще ему слишком, слишком жарко. Воздух в тесной кухне густой, как бульон, дышать нечем, жар плиты, шести тел и погоды словно разжигает нечто, уже готовое закипеть у него внутри.
Он опоздает на перекличку, и сержант Рик Макдонах, который на пять лет младше Джо, снова станет его распекать, а то и рапорт подаст. Он не может и думать о подобном унижении, и что-то у него внутри взрывается.
Он хватает за ручку чугунную сковородку, стоящую на плите, и швыряет ее через кухню. Она врезается в гипсокартонную стену возле головы Кейти, пробив изрядную дыру, а потом с громким «бам», отдающимся эхом, приземляется на линолеум. Бурые, как ржавчина, капли жира от бекона ползут по обоям в маргаритках, словно кровь из раны.
Дети замолкают с вытаращенными глазами. Роузи ничего не говорит и не двигается. Джо вылетает из кухни, проносится по узкому коридору и забегает в ванную. Сердце у него колотится, и голова горит, нестерпимо горит. Он умывается и поливает затылок прохладной водой, потом вытирается полотенцем для рук.
Ему нужно уходить, прямо сейчас, но что-то в его отражении цепляет Джо и не отпускает.
Глаза.
Зрачки расширены и черны от адреналина, глаза, как у акулы, но дело не в этом. Дело в выражении глаз, из-за него он замер. Дикие, блуждающие, полные ярости. Как у матери.
Тот же безумный взгляд, что приводил его в ужас, когда он был мальчишкой. Он смотрит в зеркало, он опаздывает на перекличку, прикованный к несчастным глазам своей матери; она точно так же смотрела на него, когда ей уже ничего не оставалось, только лежать на кровати в психиатрической палате, – немая, измученная, одержимая, ждущая смерти.
Дьявол, живший в глазах его матери, дьявол, умерший двадцать пять лет назад, сейчас глядит на него из зеркала в ванной.
Семь лет спустя
Глава 2
Прохладное воскресное утро, Джо гуляет с собакой, пока Роузи ушла в церковь. Он раньше ходил с ней и детьми, когда был не на дежурстве, но когда состоялась конфирмация Кейти, все сошло на нет. Теперь ходит одна Роузи, и все они, жалкие грешники, вызывают у нее отвращение. Джо верен традициям: неудачная черта для того, у кого полноценный выходной приключается раз в семь с половиной лет и кто шесть лет не проводил рождественское утро с семьей; он и теперь ходит к мессе в сочельник и на Пасху, когда получается, но с еженедельными службами завязал.
Не то чтобы он не верил в Бога. В рай и ад. В добро и зло. Хорошее и дурное. Большую часть ежедневных решений он по-прежнему принимает исходя из чувства стыда. Бог тебя видит. Бог слышит, что ты думаешь. Бог тебя любит, но если облажаешься, гореть тебе в аду. Всю его юность монашки вдалбливали эту бредятину в его твердый череп, прямо между глаз. Так она в голове и брякает, поскольку выйти не может.
Но Бог должен знать, что Джо – хороший человек. А если не знает, тогда за час в неделю, опускаясь на колени, сидя и вставая в церкви Святого Франциска, бессмертную душу Джо не спасти.
В Бога он бы по-прежнему вложился, но в институте католической церкви разуверился. Слишком много священников позволяет себе всякое с маленькими мальчиками; слишком много епископов и кардиналов, и даже сам Папа, покрывают эту мерзость. И потом, Джо не феминист, но с женщинами они, на его взгляд, не правы. Никакого контроля рождаемости, для начала. Да бросьте, вам что, Иисус так заповедал? Не пей Роузи таблетки, у них бы сейчас была, наверное, дюжина ребят, а сама Роузи одной ногой стояла бы в могиле. Боже, благослови современную медицину.
Поэтому они завели собаку. Когда родилась Кейти, он сказал Роузи: хватит. Четверых достаточно. Роузи забеременела Джей Джеем в то лето, когда они окончили школу (до тех пор им везло, успевал вынуть, но не вечно же успеешь), так что они впопыхах поженились и родили ребенка, когда самим еще и девятнадцати не было. Джей Джей и Патрик были ирландскими близнецами, родились с разницей в одиннадцать месяцев. Меган появилась через год и три месяца после Патрика, а Кейти с плачем явилась в мир через полтора года после Меган.
Когда дети подросли и пошли в школу, жить стало попроще, но первые годы были кошмаром. Он помнит, как Роузи не отвечала на его поцелуй, когда он, уходя из дома, оставлял ее с четырьмя детьми: всем еще и пяти лет не было, а трое еще в подгузниках. Как был благодарен, что у него есть законная причина оттуда смотаться; но каждый день тревожился, что она не выдержит до конца его смены. Он так и представлял, как она сделает что-нибудь страшное: то, что он видел во время работы и что рассказывали сослуживцы, питало его самые темные страхи. Если обычного человека довести, он способен такого натворить! Роузи, наверное, лет десять толком не высыпалась, детишки им достались непростые. Чудо, что все выжили.
Сперва Роузи не соглашалась на План Развития, как Джо это называл. Как ни безумно это звучало, она хотела еще детишек. Хотела прибавить к команде О’Брайенов еще хотя бы нападающего и защитника. Сама она была младшей из семерых детей, единственной девочкой, и хотя теперь почти не видится с братьями, ей нравится, что она из большой семьи.
Но Джо все решил, и спорить было не о чем. Он уперся намертво, впервые в жизни в прямом смысле отказывался от секса, пока Роузи с ним не согласилась. То были напряженные три месяца. Он уж приготовился всю жизнь упражняться в душе, когда увидел на подушке плоский круглый контейнер. Внутри кольцом лежали таблетки, и недельная норма была уже выбрана. Вопреки воле Господа Роузи прекратила холодную войну. Он едва терпел, пока ее раздевал.
Но раз уж детей она больше завести не могла, то захотела собаку. Все по справедливости. Вернулась из приюта с ши-тцу. Он до сих пор убежден, что она это сделала, чтобы ему насолить, что она таким образом оставила последнее слово за собой. Джо, как-никак, бостонский полицейский, ну мать моя женщина. Ему бы стать гордым владельцем лабрадора, или бернской пастушьей овчарки, или акиты. Он соглашался на собаку, на настоящую собаку, а не на нервную крыску. Нет, не по нему это.
Роузи назвала пса Джес, так этого кабыздоха хоть терпеть было можно. Джо раньше ненавидел гулять с Джесом в одиночку, появляться с ним на людях: что он как педик. Но потом понемногу привык. Джес славный пес, а Джо достаточно мужик, чтобы показаться в Чарлстауне с ши-тцу на поводке. Если только Роузи не надевает на псину какой-нибудь дурацкий свитер.
Ему нравится гулять по городу, когда он не на дежурстве. Пускай все знают, что он коп, и пистолет у него спрятан на поясе под рубашкой навыпуск. Джо чувствует, как с него словно снимают груз, когда не выглядит суровым полицейским, в форме и со значком, которые превращают его в явную мишень. Копом-то он остается всегда, но когда не на дежурстве, он – просто обычный мужик, гуляющий по округе с собакой. И это ему по душе.
